«Мы знаем, что за несколько дней до взрыва в Еленовке отца перевели в барак», — дочь азовца

29 июля россияне взорвали барак в колонии временно оккупированной Еленовки. Накануне туда перевели украинских военнопленных. 

Родственники украинских бойцов до сих пор не знают, кто именно находился на месте, где произошел взрыв. 

Алена Иванникова, дочь азовца Виктора Музыки, имеет информацию, что ее отца могли перевести в барак накануне теракта. 

Женщина рассказывает историю своего 60-летнего папы-воина с позывным «Лоза», который до последнего оборонял Мариуполь на «Азовстали». Дальше — ее прямая речь.

Ушел в «Азов» в 54 года

Моему отцу, Виктору Музыке, зимой этого года должно исполниться 60. Для меня он самый родной человек. Он воспитал меня, вложил все свои силы, эмоции. Все, чего я достигла в жизни — благодаря ему.

Отец окончил Харьковское танковое училище и после этого служил в советской армии. Когда СССР распался, ушел со службы и занимался бизнесом. До 2016 был депутатом Приморского городского совета.

В мирной жизни он себя не видел, поэтому после того как у него закончились полномочия депутата, вступил в полк «Азов».

Когда папа рассказал нам с мамой о своем решении, конечно, мы его поддержали. Он и раньше делился со мной своими планами.

Я ведь много слышала об «Азове» раньше. Знала, что это одно из самых боеспособных подразделений, знала, какие там отношения между бойцами, как они мотивированы защищать свою страну, насколько заряжены на победу, как они относятся к Украине, как живут. И то, что азовцы находились в Мариуполе , думаю, свидетельствует о том, что они понимали , эта война рано или поздно должна случиться.

Позывной «Лоза»

Когда папапришел на службу, ему нужно было выбрать позывной. Он сразу сказал: «Лоза».

Для нас с мамой это было вполне понятно. Папа очень любит выращивать виноград. Моя бабушка живет в Приморском районе, сейчас он под оккупацией. Есть там маленький огород, где растет виноград. Отец каждый год весной приезжал, готовил его к новому урожаю, ухаживал.

Именно поэтому он избрал такой позывной. Виноградная лоза очень крепкая, как и мой отец, он всю жизнь занимался спортом. А когда уже в «Азове» сдавал внутренние экзамены по физической подготовке и прибегал вторым или третьим, то всегда расстраивался.

Я знаю, что папе очень нравилось, что вместе с ним служило много молодежи. Он увлекался тем, как в столь юном возрасте ребята идут защищать свою страну, занимаются спортом, многие бойцы параллельно учились в университетах. Он и сам стремился к развитию рядом с ними.

Отец рассказывал, что у них было много занятий по истории Украины: обсуждали войны, битвы, какие у них были преимущества, недостатки.

Однажды он нас с мамой пригласил на День памяти погибших азовцев. Там были нынешние и бывшие командиры, всё в факелах, побратимы выкрикивали позывной погибшего и говорили: «Помним, отомстим!». Меня это поразило.

«Мы еще поборемся за независимость»

В «Азов» папа пришел капитаном, а позже получил звание майора. До начала полномасштабного вторжения он был в штабе зенитно-ракетного дивизиона.

Нам с мамой он никогда не рассказывал много о службе, где именно был на выездах. Мог вообще попасть со связи на неделю.

Мы знаем, в частности, что у него была контузия, что он лечился в мариупольском госпитале. Но от деталей папа оберегал нас.

Также отец всегда говорил, что в 1991 году Украина легко обрела свою независимость, и мы за нее еще поборемся. Я думаю, он и сам не верил, что начнется полномасштабная война. Знал, но не верил. Уже накануне, помню, говорил: «Русские же не настолько глупые, чтобы напасть на Украину».

Мама еще говорила с отцом 24 февраля. Она у него спросила:«А что же будет с Мариуполем?». 

Отец отвечал, что Мариуполь так бомбить не будут, ведь там детские сады, школы. «Как ты это себе представляешь?»

Мне кажется, он не представлял, что эта война будет столь ужасающей и жестокой.

«Ребята борются так, что можно снимать голливудские фильмы»

В последний раз мы виделись с отцом 12 февраля, в воскресенье. Я приехала из Запорожья в Приморск забрать свою собаку. Папа всегда, когда уходил в отпуск, просил, чтобы я ее привезла. На этот раз было так же.

Я задержалась у родителей буквально на полчаса. Мы поговорили, папа вышел проводить меня на улицу без верхней одежды, поэтому мы быстро обнялись, папа помахал, и я уехала — было очень холодно, дорогу замело, так что мы спешили.

Через неделю, 19 февраля, папа поехал на службу, хотя мог еще побыть дома — ему накануне сделали операцию на почках. Но он говорил, что ситуация неясная.

Все это время мы знали, что папа в Мариуполе, но где именно, он не рассказывал. Когда появлялась связь, звонил, говорил общими фразами: «Как дела? — Все нормально». Однажды он сказал, что они на заводе. И только из новостей я поняла, что речь идет об «Азовстали».

Живой

В первый раз связь исчезла в начале марта. От отца не было никаких вестей. Я написала своему знакомому-азовцу, который был в Мариуполе, не видел ли он его часом. Через день или два получила ответ, что отец жив, в Мариуполе. Прошло еще дней пять, и папа написал маме сообщение.

На «Азовстали» тоже был период, когда у отца не было интернета. Он не выходил на связь 7-10 дней. А потом позвонил нам ночью — жив.

Иногда папа писал мне и просил накидать ему украинских новостей. Всю жизнь мы говорили в семье на русском, но с началом полномасштабной войны он отправлял сообщения только на украинском. Писал и о том, как ребята сражаются, воюют, что можно снимать голливудские фильмы. Он был в восторге от своего подразделения.

Настроение в Мариуполе у ​​папы было волнами — это я уже сейчас понимаю, сопоставляя его сообщения с происходящими событиями. Хорошее — после того, как до них долетели вертолеты, эвакуировали раненых, подвезли боевые комплекты. Он тогда писал, что все будет хорошо, держимся. А иногда наоборот — что «надеемся только на Бога». 

«Встреча обязательно будет, но неизвестно когда»

В последний раз мы получили голосовое сообщение от отца 19 мая. Его прислал папин побратим. Он сказал, что сегодня выходит с «Азовстали», что переводят в Еленовку. Что он нас любит, целует, чтобы мы его ждали. Встреча обязательно будет, но неизвестно когда.

Приблизительно 10 июня маме позвонила девушка из Красного Креста. Она сказала: «Я держу анкету вашего мужа, которую он заполнил, выходя с “Азовстали”. Я видела их сотни. Но такую —​ впервые».

Оказывается, в анкете была графа: близкие родственники, которым нужно сообщить, что вы вышли с «Азовстали» и попали в плен. Отец написал «Музыка Елена» и в скобках — любимая жена. Мама расплакалась.

Из плена папа звонил нам дважды. Звонки были по полминуты.

Сказал, что заполнял ту самую анкету Красного Креста. Мама спрашивала о состоянии здоровья, он отвечал, что все нормально.

Я спросила, есть ли там Красный Крест? Сказал, что нет. Представители организации были, только когда они выходили с завода.

Он также рассказал, что своего телефона у него больше нет — он уничтожил его перед выходом с «Азовстали».

Впоследствии мама вспомнила, что когда-то создавала папин аккаунт на Google. Она знала логин и пароль. Когда мы зашли на диск, увидели, что туда загрузились все фото с телефона, которые отец делал в Мариуполе, в том числе с «Азовстали».

На фото заметно, как разрушается город, как папа стареет, седеет.

Также есть серия фото с одной точки. Как я понимаю, отец с периодичностью в неделю выходил на поверхность и фотографировал одно и то же место.

«Я не знаю, где сейчас мой отец: в Еленовке, в Донецке и вообще жив ли он»

В День отца я написала в фейсбуке пост о папе. Люди начали его распространять, и мне написал сообщение один парень. Его обменяли 29 июня.

Оказалось, что он был все это время с моим отцом на «Азовстали», а затем в колонии в Еленовке. Он мне позвонил, сказал, что с папой все хорошо.

Впрочем, что с отцом сейчас — я не знаю.

26 июля нам сказали, что отца куда-то перевели. Куда точно — в другой барак или, может быть, вообще в Донецк — непонятно. Потом еще жена одного военнопленного подтвердила, что отца перевели в тот барак, где был взрыв.

На момент взрыва в бараке было 193 человека. В списках, которые сейчас распространяют россияне, речь идет о 50 погибших и 73 раненых. Но что произошло с более чем полусотней людей? Эти люди погибли и их не смогли опознать? Или с ними все в порядке, и их отправили дальше, перевели в другой барак? Я не понимаю, где именно мой отец: в Донецке, в Еленовке и жив ли он вообще?

После теракта я снова звонила в Красный Крест, оставила заявку на розыск, спрашивала, имеют ли они доступ в колонию. Мне ответили, что только направили запрос и ждут ответа. Сейчас мы видим заявления, что Красный Крест не пускают на место взрыва, и что никаких обязательств на себя не брали.

Мы также общаемся в закрытых группах с другими родственниками военнопленных. И да, там есть люди, у кого родные попали в списки раненых и погибших. Конечно, родственники не верят.

Моя мама писала в ГУР, есть ли какая-то новая информация о Викторе Музыке? Третьего августа нам ответили, что пока в списках погибших или раненых его нет.

Когда папа вышел с «Азовстали», у меня появилась надежда. Да, я понимала, что «ДНР» и россии доверять нельзя. Впрочем, после теракта в Оленовке, я снова начинаю готовить себя к плохим новостям.

Они хотят сломить наш дух, чтобы мы начали давить на власть. Я же хочу верить в то, что наша страна делает все возможное, чтобы мой отец и его побратимы вернулись домой. Единственное, чем мы можем сейчас жить — надеждой.