«Не знаю, смогу ли когда-нибудь забрать тело отца». Жизнь и смерть в Черниговской области

Далее — прямая речь людей, которые под обстрелами ищут еду и воду, и тех, кто потерял на войне самых близких. 

«Я знала, что буду здесь нужна»

Рассказывает Юлия (имя изменено), которая решила оставаться в Чернигове до последнего. 

Еще в первый день войны я приняла решение оставаться. Я не умею стрелять или воевать. А в победу могу сделать такой вклад — обеспечивать людей финансовыми услугами.

Я работаю в банке. И делаю все для того, чтобы люди могли снять наличные и открыть карты для зачисления социальных выплат.

«Добыть воду — главное для людей в Чернигове»

Магазины в городе не работают, электричества нет. Коммунальщики пытаются сразу все чинить после обстрелов, но и это не всегда возможно. Воду нам привозят во дворы, но не сообщают публично, куда именно, потому что были случаи, когда расстреливали очередь. Также открыли колонки, чтобы люди сами набирали воду.

Я каждое утро уезжаю на работу и вижу, как люди идут с тележками, бидонами. Добыть воду — главное для оставшихся в Чернигове.

Хлеб пекут волонтеры. На окраинах были базары, там предприниматели продают за наличные остатки продуктов.

«Я видела из окна, как горела школа, где учились мои дети»

Наш район недалеко от центра, он был под обстрелами три раза. Я видела из окна, как горела школа, где учились мои дети. Дом, в котором мы живем, не поврежден, только выбиты стекла на балконе.

Мы с родными во время войны решили жить вместе. Ко мне переехали родители, у которых дома нет газа, и близкие родственники, у которых дом разрушен.

Люди сплачиваются, так легче. Например, пока я на работе, мои родители съездят за водой, постоят в очереди за продуктами. Так и теплее, и не так страшно.

В случае обстрелов прячемся в коридоре. В доме нет обустроенного подвала. К тому же, мы видим из опыта, что часто подвалы заваливает, и спасатели ГСЧС не могут достать оттуда людей. Мы в Чернигове все знаем: от обстрела артиллерией защищают две стены.

Город выбитых окон

Сразу ночью после переговоров в Стамбуле, у нас жестоко обстреляли центр, базар, ударили по торговому центру, библиотеке, многоэтажкам.

Это было предсказуемо. Они не смогли пройти через нас и взять Киев. Возможно, жестокость их обстрелов именно с этим связана. Мол, если не могут взять, нужно уничтожить.

В городе разрушены многие предприятия, заводы.

А вообще я назвала бы сейчас Чернигов городом выбитых окон. Он был очень хорошим. За последние годы здесь появилось столько парков, клумб, фонтанов. У нас повсюду была тротуарная плитка. Мы ходили ими, как дамы, на каблуках.

Сейчас все разбито — центр, гостиницы, стадионы, библиотеки.

Они уничтожили многие частные дома на окраинах. В некоторых районах обстрелы не прекращаются до сих пор.

Но мы верим в победу. Знаем, что наш батальон «Север» уничтожает врага. Мы гордимся ими и делаем каждый, что может.

«В городе уже давно нет воздушных тревог»

Надежда уехала из Чернигова несколько недель назад, но в городе до сих пор остаются ее пожилые родители и сестра.

Мы с семьей уехали из Чернигова 13 марта. Мои родственники — родители и сестра, а также родные мужа — остались в городе. Сейчас оттуда выбраться невозможно.

Предыдущие два дня (29 и 30 марта, — ред.) город обстреливали. Пока мы были в Чернигове, заметили тенденцию: как только начинаются переговоры — нас еще больше обстреливают.

Воздушных тревог в городе уже давно нет, потому что электросети неисправны.

Люди узнают, что нужно прятаться, когда уже начался обстрел. Если очень горячо, родственники прячутся в коридоре.

«Если постоять в очереди несколько часов, то можно взять продукты»

С родными мы на связи каждый день. Говорим, когда они заряжают телефоны. А так в основном переписываем сообщениями. Сестра пишет: «Живы, здоровы, все хорошо».

Чтобы зарядить телефон, людям выносят генераторы, они занимают очередь часа на 2-3. У каждого есть час, чтобы зарядить телефон.

Воды и электричества в городе нет, только газ. Если постоять в очереди несколько часов, можно взять продукты: хлеб, макароны, овощи, консервы. Воду развозят по районам.

Канализация в городе не работает, люди ходят в туалет на улице. Мои 75-летние родители живут на 9 этаже и не спускаются оттуда вообще. Сестра ходит, носит воду — каждый раз подниматься очень тяжело.

Взрыв в доме напротив

3 марта на дом рядом с нами сбросили бомбу. Во многих квартирах вылетели окна. У нас — балконная рама со стеклом и в двух комнатах повреждения металлопластиковых конструкций, двери и окна там не закрываются.

В момент взрыва мы находились в квартире. Спрятались за двумя стенами. После этого пропал свет, и мы решили, что нужно уезжать. Нужно было спасать жизнь нашего 14-летнего ребенка.

Уехать с первого раза не удалось. Стояли 4 часа на выезд и нас вернули — под Черниговом шли бои, ехать было опасно.

Со второго раза мы уехали. Официального «зеленого коридора» не было — люди ехали, и мы за ними. Ехали по полям, кольцевым дорогам. Было страшно.

Наши родные сейчас уехать из города не могут. Мост взорван, и все очень быстро меняется.

Когда война догоняет болезнь

Наталья потеряла отца, когда тот ехал в Черниговскую областную больницу на гемодиализ. Автомобиль расстреляли оккупанты. Его жена осталась жива, но до сих пор не может добраться до больницы в Чернигове. 

Моему отцу Николаю было 75 лет. После перенесенного в апреле прошлого года коронавируса у него пошло осложнение на почки. С этого времени он регулярно ездил в областную больницу в Чернигове на гемодиализ. Это важная процедура, без которой он не мог бы жить. Каждая неделя была решающей для него.

С женой они жили в селе Кувечичи, в 20 километрах от Черниговской областной больницы. 27 февраля они поехали туда в последний раз.

Уже совсем скоро через их село пошла техника, уехать куда-нибудь стало невозможно.

Время шло. Отцу становилось все хуже. Мы звонили по телефону в Беларусь, выясняли, можно ли его отправить в Гомель. Думали и над вариантом, чтобы привезти его ко мне, в Славутич, но все было бесполезно. Родители не выходили из дома, по селу ехало много техники, убивали людей, они видели, как танк раздавил человека.

В то же время, до отца доходили новости, что людям удается прорваться в Чернигов на гемодиализ. Хотя и предупреждали, что дорога туда заминирована.

Смертельная дорога на гемодиализ

7 марта они с женой рискнули и поехали. Отец был слаб, но сел за руль. Машина была в белых простынях и с красными крестами.

По какому маршруту они двигались, я не знаю. В одной из деревень они пробили колеса, местные помогли заменить их.

На окружной дороге Чернигова им навстречу возвращались машины, водители предупреждали, что впереди опасность. Но отец говорил, что ему уже все равно, где умирать — без гемодиализа или на дороге.

Потом прямо посреди дороги они увидели бревно. Антонина Григорьевна вышла из машины, чтобы его убрать, и в этот момент начался минометный обстрел. Когда она открыла машину и принялась звать отца, он уже был мертв. Она его трясла, хотела вытащить, но отец не реагировал.

Машина вспыхнула вместе с отцом. Женщина смогла спастись, хотя и получила ранения.

«Лечение» в оккупации

Позже к ней подошел российский военный, и начал спрашивать, гражданская ли она, и нужна ли ей помощь. Не понимаю, как такое возможно — расстрелять машину с белыми простынями и после этого спрашивать, были ли там гражданские?

Антонину Григорьевну положили на брезент и отвезли в их полевой госпиталь. Травмы были серьезные, там отказались оставлять, только заклеили раны и все.

Женщину начали возить по селам и предлагали забрать людям. Один из мужчин взял ее к себе.

Позже я позвонила в полицию и рассказала все, что произошло — что Николай Иванович погиб, а Антонина Григорьевна — ранена и находится в оккупированном селе. Они сказали, что передадут эту информацию в ГСЧС.

После этого к женщине пришел сначала ветеринар и оказал ей первую помощь, а затем полевой врач. Ей вытащили пулю, зашили рану внизу живота, перевязали туго ребра, потому что была вероятность, что они сломаны. Все ее тело было в мелких ранах. На десять дней ей назначили антибиотики.

Все это время женщина была в оккупированной деревне без связи. Мы даже не знали, жива ли она.

Ослабление «режима»

До 28 марта Антонина Григорьевна была в этом селе. Когда «режим» немного ослабили и начали пропускать людей, местный мужчина довез ее в соседнее с Кувечичами село. А дальше она, опираясь на палку, прошла 4 километра до дома. Вывезти ее в больницу сейчас невозможно. В Чернигов не пропускают, это небезопасно. Поэтому она остается с дочерью в Кувечичах.

А я — в Славутиче, и не знаю, смогу ли когда-нибудь забрать тело отца и похоронить его.