«Отец был в коме, мы ехали прощаться»: история семьи, прожившей полтора месяца в оккупированном Энергодаре
«Я помню только то, что мне там противно было поднимать голову. В городе чувствовалось напряжение, все так давило — эти солдаты, “кадыровцы”, которые ходят по улицам», — говорит 39-летний Евгений.
Он родом из Днепра. Профессионально играл в футбол до 2006-го, сейчас таксует. Его жена Дарья работает в туристическом агентстве.
Отцу Дарьи, Сергею (имя изменено по соображениям безопасности), 61 год. Он всю жизнь проработал на Запорожской АЭС. С семьей договорились, что выйдет на пенсию, продаст квартиру и переедет к детям в Днепр. Успел только выйти на пенсию — началась российская оккупация.
У Сергея более 10 лет сахарный диабет. Осенью ему стало хуже. Дважды обращался в больницу, а потом впал в кому, не мог дышать, попал в реанимацию. Мужчину в Энергодаре посещал сосед. Он позвонил по телефону Дарье: отцу не становится лучше. Поэтому Дарья с Евгением в середине декабря поехали в оккупированный Энергодар.
Проходили проверку на развалинах после ракетного удара
«Самая сильная эмоция этой поездки — страх. Я его не показывал, конечно. Понимал, что нет выхода, это отец моей жены, и он умирает. Прогнозы были неутешительные, мы ехали прощаться», — рассказывает Евгений.
Он непригоден к военной службе — проблемы с ногой. Так что у украинской власти не было возражений, что он едет на оккупированную территорию.
На пункте пропуска «Васильевка» в Запорожской области была очередь. Надо было предоставить свои данные, объяснить цель поездки. В «серую зону» колонну сопровождали две полицейские машины.
«Начинаешь объезжать взорванный мост, а дороги вообще нет. Выезжавшие из оккупации люди назвали ее “дорогой жизни”. Там одно болото, после дождей кто-то застрянет, друг друга вытаскивают», — вспоминает Евгений.
Через несколько километров началась оккупированная территория. Евгений вспоминает, что когда-то ехал по этой трассе на Азовское море, в Кирилловку Мелитопольского района. По бокам таблички «Мины», взрывные устройства видны невооруженным глазом. На обочине стоит разбитая военная техника.
На блокпостах российские военные проверяли вещи людей. Что-то искали, иногда отбирали и бросали в кусты. Евгений считает, что потом забирали себе.
«На последнем блокпосту, через несколько километров после Васильевки, россияне устроили “таможню”. Ми заполняли “декларацию”, словно пересекали границу другого государства. Лекарства нельзя провозить. У ехавшей с нами женщины после онкологии было две сумки медикаментов. россияне хотели их вытащить, ругались. Но женщинам удалось их уговорить. Там мы с ними простились. И отправились в Энергодар».
Город энергетиков — во тьме
В оккупированный Энергодар Евгений с женой приехали вечером. Первое впечатление — город черный. Раньше, вспоминает мужчина, он светился — ночью было видно как днем. Населенный пункт получал достаточно мощностей от станции.
На следующий день супруги увидели на всех стенах бигборды и плакаты: «росcия с вами», «Братские народы».
В городе было тихо. Местные привыкли к новым условиям.
Энергодар до полномасштабного вторжения был богатым городом. Здесь у людей были неплохие зарплаты, в том числе от АЭС. В Запорожской области по состоянию на январь 2022 года по данным Госстата, средняя зарплата была одной из самых высоких в Украине — 14,5 тысячи гривен. А энергетики зарабатывали и до 30 тысяч. Большие квартиры, дорогие дома, хорошие машины. Тесть Евгения рассказывал, что россияне с помощью автовозов забирали автомобили горожан.
В аптеках не было и половины нужных лекарств
Пока супруги добирались до Энергодара, Сергей очнулся, и его перевели из реанимации в обычную палату.
«Был очень маленький шанс, что он выживет. Но отец словно почувствовал, что к нему едет дочь. Открыл глаза, попил воды из ложечки, поговорил. Вставать еще не мог», — продолжает Евгений.
Сергея перевели на инсулин. Евгению медики дали список лекарств для тестя. В аптеках не было и половины необходимого. А цены — заоблачные.
«Я показывал медсестрам цены. Они говорили, что когда-то это была копеечная добавка к капельнице, а сейчас она стоит как дорогие препараты».
В больнице Евгений общался только с украинскими врачами. Они остались, потому что не хотели бросать больных. Жаловались, что их считают коллаборантами.
«У кого-то из них — неходячая мать, кто-то не хочет покидать свой дом, потому что верит, что придет Украина».
Валютчики меняли гривны на рубли 1 к 1
Оставаться в городе Евгению было все труднее. Цены космические — в три-четыре раза выше, чем на подконтрольной Украине территории. С 1 января Энергодар перешел на рубли. Остались валютчики — у них по-тихому можно было поменять гривны на рубли по курсу 1 к 1.
Многие люди в Энергодаре получают украинские зарплаты и пенсии. В магазинах после появления рублей начались ссоры. Кассиры не могли найти мелочь.
«Приходит пенсионер. Что-то покупает, а ему не додают 50 рублей, говорят: “Возьми пакетик чая вместо сдачи”. Он возмущается, потому что на те деньги мог бы еще буханку хлеба купить. А продавцы ничего не могут сделать: “Или чай, или ничего”», — рассказывает Евгений.
Каждый вечер слышали, как летят ракеты в Украину
Отопления не было, температура в квартире не превышала 12 градусов. Евгений с женой пользовались обогревателем: закрывались в маленькой комнате и грелись. Потом они поставили мобильную мини-котельную, работающую от дизеля.
Каждую ночь слышали, как из окрестностей Энергодара стреляют в ту сторону, где стояли ВСУ. Обстрелы были постоянно, с перерывом разве что на несколько дней перед Рождеством и после Нового года.
«И ты лежишь ночью и понимаешь, что это летят снаряды по твоим знакомым, по твоему городу».
Евгений рассказывает, что испытывал постоянный стресс и апатию. Ничего не хотелось — только уехать. Все его знакомые в Энергодаре были уверены, что весной будет Украина.
«Может быть, этим оптимизмом они успокаивали себя. Но я не понимал, как себя чувствую. Раньше множество раз ездил к друзьям-военным на восток. А сейчас хожу около этих российских солдат».
Евгений рассказывает, что новостей с АЭС он не слышал. Сотрудники приходили на станцию только с кнопочными телефонами. Остальные гаджеты, которые могли что-то записать, запрещали.
«Россияне такой цирк устроили, делали вид, что Украина обстреливает атомную станцию. Сами ее обстреляли, когда должны были приехать представители МАГАТЭ. После тех атак что-то попало и в наш двор. На улице стояли сожженные машины», — вспоминает Евгений.
Трижды не могли уехать
Когда тесть начал выздоравливать, супруги хотели уехать. Пункт пропуска в Васильевке был открыт. Но 16 декабря появился «указ» оккупационных властей о том, что заезжать нельзя.
До Васильевки от Энергодара — 70 километров. Евгений с Дарьей трижды собирали вещи, сажали неходячего Сергея и ехали туда.
«Первый раз приезжаем, нам говорят — нет выезда. На постах чеченские солдаты. Я показываю им тот указ: написано, что нет въезда, а не выезда. Они не смотрят, у них своя команда», — рассказывает Евгений.
25 декабря супруги прекратили попытки. Появилась информация, что до 15 января выезд закрыт. Остался путь через Крым, россию и Европу. Но решили дождаться середины января, понимая, что тесть не выдержит 5 тысяч километров дороги. Так Евгений с Дарьей остались в Энергодаре на полтора месяца.
«Жена постоянно плакала, особенно когда нас не выпустили раз, второй. Я ее успокаивал как мог. Но мы ужасно хотели домой», — говорит мужчина.
Кварталы Мариуполя, где нет ни одного уцелевшего дома
После 15 января пункт в Васильевке не был открыт. Евгений с женой по группам в Telegram начали искать, как уехать. Узнали, что есть возможность заехать в Украину со стороны Сумской области — там есть граница с Россией. Сергей тогда мог уже понемногу ходить.
Путь пролегал через Мариуполь. Проезжали центр разрушенного города. Евгений бывал там до войны. Тогда этот город казался ему идеальным.
«Если бы не дымившиеся все время трубы “Азовстали” можно было подумать, что это курорт», — делится он впечатлениями.
Но на этот раз они увидели другой Мариуполь. Проезжали мимо Драмтеатра, на который сбросили бомбу, когда там укрывались сотни людей.
«В начале города стояли пять домов, которые россияне показывают в пропаганде, будто они отстраивают Мариуполь. А дальше целыми кварталами нет ничего. Ни одного уцелевшего дома. 10 домов разбитых, разрушенных, сожженных. Мы ехали по городу минут 15. За это время я увидел два неразрушенных здания», — говорит Евгений.
Украинцев не хотели селить в отеле
После Мариуполя был пункт фильтрации. Семью легко пропустили. Евгений думает, что из-за больного лежащего тестя. Сказали, что уезжают в Ростов.
В россии не могли найти, где переночевать. Когда россияне видели украинские паспорта, отказывали. Но нашелся местный житель, согласившийся помочь.
«Спросил, откуда мы. Говорит: “Это трэш, что происходит. Но вы поймите и нас”. Я говорю: “А что мне понимать?”»
Добрались до Белгорода. Нашли квартиру на ночь, а на рассвете выехали к границе с Украиной. В деревне за Белгородом остановились купить в местном магазине хлеба. На скамейке сидели две пожилые женщины, говорили по-украински.
«Я подхожу: “Добрый день, вы что, нацисты?” — пошутил Евгений.
Нет, мы хохлы! У меня карточка “Киевстара” есть, но я ее спрятала», — ответила женщина.
Две машины и 20 пешеходов
«Потом нас ждала таможня “Колотиловка — Покровка” (село Покровка с украинской стороны, — ред.). Здесь “серая зона”, об этом пункте мало кто знает. россияне проверяли нас часа четыре, все вещи перевернули. Телефоны заставляли разблокировать и отдавать, что-то там искали», – рассказывает мужчина.
Тестю было тяжело. Дочь время от времени кормила его и колола инсулин.
Наконец, украинская граница. С Евгением и его родными въехала еще одна машина, пешком прошли 20 человек.
«Когда мы пересекли границу, уже было темно. Указатели закрашены, карты плохо работают, мы потерялись. Я раздражался, а потом осознал, что еду по родной Украине. И меня отпустило».
Автор: Лилия Зарецкая
- Поделиться: