Переводчики «Дюны» Екатерина и Анатолий Питык: «Украинская Сечь — наша самая большая находка в романе»

В 1957 году молодой журналист Фрэнк Герберт решил написать статью о том, как Министерство сельского хозяйства США пытается остановить движение песчаных дюн в Орегоне. С этого началась история одного из самых известных научно-фантастических романов в истории. Два небольших текста — «Мир Дюны» и «Пророк Дюны» — разрослись до 700 страниц рукописи. А та, в свою очередь, позже выросла до трилогии, а затем — до шести томов. Даже после смерти Герберта «Дюна» вдохновляла других людей на приквелы, фильмы и комиксы.

Этой осенью она снова стала одной из главных тем. Как перевести «Дюну» и не возненавидеть ее? Откуда в романе Герберта взялась наша Сечь? Подружился ли бы Герберт с Гретой Тунберг? Об этом и многом другом hromadske поговорило с украинскими переводчиками романа «Дюна» — Екатериной и Анатолием Питык.

Хочу начать именно с перевода в паре как сознательно выбранной стратегии. В одном из интервью Борис Стругацкий, описывая свою литературную деятельность уже после смерти брата, сказал, что он продолжает пилить бревно литературы двуручной пилой, «но без напарника». Сильный образ совместной литературной деятельности.

А чем для вас является перевод в паре?

Екатерина: На каждой встрече с читателями кто-то обязательно спрашивает: «А как вы переводите вдвоем?». Может, это и правда необычно. Но для нас куда более необычно, если приходится переводить в одиночку. Перевод вдвоем значительно лучше любого перевода, который мы могли бы сделать отдельно. У кого-то есть талант к поиску точных слов и подбору образов, кто-то лучше следит за коварными грамматическими конструкциями и разбирается в синтаксисе. Перевод в паре — это возможность максимально использовать сильные стороны каждого из нас, минимизировав слабые.

«Дюна» — действительно вызов для переводчика. Во-первых, это огромный и довольно сложно сконструированный роман. Во-вторых, автор не боится сочетать заимствования из разных языков: от иврита до арабского. Это создает ощущение космополитичности описываемого пространства, а также в определенной степени защищает от колониального взгляда. Какой была ваша стратегия перевода в таких случаях?

Анатолий: Структура «Дюны» — это отдельная тема разговора. Даже сегодня роман кажется довольно большим, а во времена, когда на рынке царила короткая форма — рассказ — Гербертов «кирпич» производил довольно специфическое впечатление. Однако большой размер — не единственная особенность романа.

«Дюна» также содержит эпиграфы, которые как будто взяты из старых книг, песни, похожие на средневековую провансальскую лирику, стилизации под священные тексты. Автор мастерски работает с цветом и темпоритмом истории, согласовывая ритмы текста с природными ритмами пустыни. Он то замедляется, то ускоряется, что создает, по его же собственным словам, «ритм совокупления». Стиль Герберта — плавный, плотный, близкий к поэзии, но не громоздкий. Нам очень хотелось дать читателям возможность прочувствовать его музыкальность.

Во время создания своего эпоса Герберт сознательно сочетал элементы разных культур: например, фримены (которых принято прежде всего ассоциировать с жителями Ближнего Востока) носят также определенные черты коренных американцев и амазонских племен. То же и с языком: «Дюна» просто-таки пересыпана арабизмами (видимо, это главный слой заимствований). Кроме того, в ней есть и слова славянского происхождения, а также одна яркая реалия из украинской истории.

Екатерина: Для переводчиков работа с таким калейдоскопом — всегда вызов. Хочется сделать вид, будто не видишь всех этих заимствований, и просто переводить их через призму английского текста. Конечно, так легче. Однако этот подход нивелирует авторский замысел, и в конце концов не останется никакой восточной атмосферы. Герберт искал способы сделать текст романа удивительным, перенести читателя в суровую Аравийскую пустыню. И задача переводчиков — помочь ему. Нам было необходимо понять источник заимствований, чтобы адекватно воспроизвести их в украинском тексте. Мы часами сидели на тематических форумах, читали многочисленные научные исследования, общались со специалистами.

Какой переводческой находкой вы гордитесь больше всего? 

Екатерина: Конечно, это сечь. Гербертовы фримены — смелые борцы за свободу, ведущие постоянную партизанскую войну с захватчиками — живут в сечах. Словом sietch Герберт называет фрименское место сбора во времена опасности (впоследствии название распространилось на все пещерные поселения посреди пустыни). Скорее всего, слово действительно происходит от казацкой сечи, потому что слишком много параллелей. К тому же это не единственный славянизм в «Дюне». Возможно, если бы слово было записано по современным правилам — sich — то и вопросов бы не возникло, но форма была своеобразной: откуда взялись буквы e и t. Так сечь это или не сечь? Вот так и началось детективное расследование.

Откуда американский писатель мог узнать о нашей сечи? Возможно, через русское и французское посредничество. Когда в начале XIX веке в Европе началась мода на романтизм — экзотический образ свободных и победоносных казаков приобрел особую популярность. Байрон, Мериме, Гюго — все они интересовались украинскими героями, но никто не мог поговорить с ними лично (за исключением разве что французского военного инженера Гийома Левассера де Боплана за полторы сотни лет до того).

Большинство европейских писателей-романтиков узнавали о казаках из франкоязычных работ российского дворянства (отсюда и дополнительная e, так как украинское «січ» стало русским «сечь», и дополнительная t, поскольку буквосочетание tch — единственный способ передать звук [ч] во французском). Форма sietch перекочевала и в англоязычную литературу, употребляясь к середине ХХ века наравне с другими — siech, sich. Примеров много, но, пожалуй, самый красноречивый — английский перевод «Тараса Бульбы» 1907 года. Было приятно вернуть сечь домой, сняв лишние российские и французские наслоения.

Среди фанатов «Дюны» не утихают споры о том, как передавать имена персонажей, и стоит ли через перевод расшифровывать реалии. До сих пор нет согласия даже о переводе melange/spice — названия вещества, что добывают на Дюне. Какую стратегию выбрали вы?

Анатолий: «Специи» звучит слишком кулинарно, а «спайс» — слишком молодежно. К тому же это нарушает причинно-следственную связь: наркотики стали называть «спайсом» уже после того, как «Дюна» стала популярной. Во времена Фрэнка Герберта главным новым наркотиком был LSD. В некоторых черновиках персонажи говорят о пряностях как о чем-то новом для своего мира, и симптомы воздействия пряностей очень похожи на эффекты от употребления LSD. Удивительное влияние культуры на сферу наркоторговли.

В этом смысле повторить успех «Дюны» удалось только сериала «Во все тяжкие»: когда он стал максимально популярным, некоторые наркоторговцы действительно подкрашивали метамфетамин синим цветом, чтобы было как в кино. А вот украинское слово «прянощі» в полной мере передает заложенные автором коннотации. Этот образ очень интересен: он символизирует и нефть, за которую люди готовы убивать друг друга, и наркотики...

У отдельных критиков я читала, что «Дюна» — это текст для определенного возраста. Мол, ее следует прочитать лет в 17-25, и тогда будет шанс полюбить на всю жизнь. А вот если пропустил этот этап, то, весьма вероятно, «Дюна» не зайдет. Как считаете?

Анатолий: Сложно ответить достаточно объективно, потому что переводили мы «Дюну» именно в таком возрасте — и она была прекрасной. Но и сейчас «Дюна» для нас осталась такой же. Собственно, мы не считаем, что «Дюна» принадлежит к тем текстам, которые обязательно надо успеть полюбить, пока ты молодой и зеленый. Сам Герберт намеренно писал роман так, чтобы его можно было читать на разных уровнях. Он называл это «вертикальными слоями».

«Дюна» — это и роман о взрослении, и экологический памфлет, и трактат об искусстве интриг, и исследование культа героя. Вы можете прочитать все это одновременно, а можете постепенно открывать для себя новые слои. Возможно, речь идет не столько о возрасте, сколько об общей начитанности и интересах в конкретный отрезок времени.

Екатерина: Отдельная тема — это ожидания от романа, которые закладывают аннотация и общий флер вокруг книги. Рыцарь без страха и упрека попадает во враждебную среду, преодолевает препятствия и в конце концов побеждает врагов. Если взглянуть с такой стороны — действительно, банальнее некуда.

Однако «Дюна» — не то, чем кажется. Посмотрим хотя бы на героя. Пол происходит из благородной семьи, для которой честь — превыше всего, его воины — смелые герои, верные традициям до последнего вздоха. Сам он способен вдохновенными речами поднять тысячи людей на борьбу. Интересно, что при создании этого образа Герберт во многом вдохновлялся историей другого харизматичного лидера, который вел за собой людей, — Адольфа Гитлера.

И здесь уже должны закрасться сомнения: а действительно наш Пол такой белый и пушистый, как кажется сначала? Герберту было интересно посмотреть, как вера в героя ведет цивилизацию к гибели, и что вообще бывает, когда люди начинают слишком полагаться на супергероя.

Риск для любой научной фантастики — быстрое устаревание. Даже самые сильные книги прошлого, такие как «Основание» Азимова, сегодня оставляют после себя легкий привкус ретро. По вашему мнению, «Дюна» имеет «срок годности»?

Екатерина: Хорошая научная фантастика часто основывается на новейших достижениях своего времени. Это привлекает к ней читателей — и это же ее убивает, когда наши представления о мире меняются и становятся более глубокими, чем любой фантаст мог себе представить. «Дюна» Герберта выгодно выделяется на фоне произведений его коллег тем, что не имеет срока годности, поскольку говорит о (простите за банальность) вечных темах. Не может устареть книга, которая исследует манипуляции — разве что сами люди перестанут стремиться манипулировать другими. Но возможно ли это?

Кроме того, не стоит забывать, что даже в год своего выхода «Дюна» не была передовым текстом, описывающим будущее — у нее просто не было такой цели. Герберт изначально и намеренно закладывал в мир своего романа элементы ретро: феодальный строй империи — яркий тому пример. В то же время он стремился отойти от штампов, присущих жанру. Скажем, сначала он планировал отправить дом Атрейдесов на Марс, и понял, что это слишком многолюдное место: там и Берроуз, и Брэдбери, а вскоре окажутся еще и настоящие исследователи. Поэтому он перенес события в систему Канопуса, за 310 световых лет от нас.

Анатолий: Да, «Дюна» — во многом дитя своего времени. Использовать наркотики для межпланетных перелетов — такое можно было придумать только в 60-х. Однако мелкие маркеры эпохи не ухудшают восприятия текста.

Хорошие писатели часто могут уловить тенденции, которые только набирают силу, поэтому создается впечатление, что они предсказывают будущее. В своей рецензии на роман Герберта американский журналист Эндрю Леонард написал, что действие происходит в далеком будущем, однако некоторые признаки этого будущего мы замечаем уже сейчас. Например, дефицит воды в отдельных регионах или борьбу за ресурсы. Что «Дюна» может сегодня рассказать нам про нас же самих?

Анатолий: Герберт работает с универсалиями. Описанные им конфликты органичны и для средневекового общества, и для современного, и для будущего. Всегда существовал и будет существовать недостаток ресурсов, и всегда меньшинство пытается манипулировать большинством. Это и помогает «Дюне» быть вечно молодой. Фантасты вообще редко по-настоящему пишут о будущем: они не футурологи, чтобы делать прогнозы — это не их основная работа.

В реальном 1984-м не было таких стран, как Океания, Евразия и Остазия, но это не сделало «1984» Джорджа Оруэлла менее ценной книгой, чем она была раньше. Фантастика снимает ограничения реальности, дарит свободу действий и расширяет диапазон возможных предположений. Возьмем, к примеру, фантастический сериал «Звездный путь»: несмотря на необычный антураж: звездолеты, далекие планеты, пришельцы — Джин Родденберри снимал моралите о свободе выбора, расовом неравенстве и жажде знаний.

Екатерина: Борьба за ресурсы обнажает человеческую натуру. Герберт напоминает, что успешно бороться всего не удается никому: рано или поздно придется делать выбор. Эта дилемма возникает в его главной метафоре: планете Арракис. Пряности и вода — два самых ценных ресурсов во Вселенной, — не могут существовать вместе. Это так похоже на наш мир, где всегда приходится выбирать меньшее из зол. Вот только какое зло меньшее?

«Дюну» часто называют экологическим манифестом. Собственно, даже импульсом для написания романа стало изучение автором движения песчаных дюн вблизи Орегона. Герберту действительно важна прежде всего экология? Или экотематика стала удобным полем для развертывания авторских идей?

Екатерина: Может, это будет звучать странно, но экология для Фрэнка Герберта действительно очень важна. Более того, она интересовала его еще тогда, когда большинству это было безразлично. Потребность жить в гармонии с природой он осознал задолго до возникновения идеи «Дюны»: еще в детстве во время рыбалки Герберт познакомился с коренным американцем Генри, благодаря которому стал немного иначе смотреть на мир и взаимосвязь человека с природой. Собственно, воспоминание про давнего друга и вдохновило Фрэнка Герберта на создание образа мудрого фримена Стилгара.

Много позже, уже после Второй Мировой войны, когда другой друг Фрэнка, метис, вернулся в родную резервацию, Герберт был неприятно поражен результатами деятельности «оккупационной администрации»: он видел, как цветущая природа превращается в пустыню, где вместо жизни остаются одни пески.

А потом, в 1957 году, был Орегон. Местные исследователи применяли передовую в то время (и актуальную по сей день) технологию борьбы с песчаными дюнами: засаживали почву засухоустойчивыми травами, которые сдерживали наступление пустыни. Увиденное так поразило Герберта, что он захотел написать об этом статью. Но вместо репортажа у него получилось философское эссе о вечной борьбе человека с песками — редактор отклонил черновик. Однако идея превратить орегонский опыт в историю никуда не делась. А что, если песками будет покрыт не один регион, а целая планета? А что, если вся цивилизация станет экологическим орудием? Герберт начал рассуждать, какие люди могли бы жить на такой планете, во что бы они верили и как бы могли взаимодействовать с лидером, который поведет их к светлому будущему... Собственно, из этого и вырос роман «Дюна».

Экология — сквозная тема как первой книги, так и всего цикла. Герои умирали и рождались, а экологическая одиссея продолжалась. Недаром одним из главных героев «Дюны» является имперский планетолог (читай эколог) — очень яркий и трагический персонаж — а в конце первой книги есть приложения, среди которых одно из самых интересных — «Экология Дюны», где рассказывается про самого первого планетолога Арракиса, который и убедил фрименов, что из пустыни можно сделать цветущий сад. Именно он заложил основы экологической религии, которую исповедовали фримены в начале первого тома.

Если бы Герберт жил сегодня, он подружился бы с Гретой Тунберг, как вы думаете?

Анатолий: Вовсе не факт. Герберт не любил фанатизм ни в каком из его проявлений. Неважно, речь идет о фанатизме религиозном или экологическом. Недаром в его романе темы мессианства и экологического подвижничества идут бок о бок. Из каждой идеи, которыми задаются герои, Герберт делает религиозный культ, а потом постепенно показывает все недостатки такого подхода. В течение жизни он выражал значительно более зрелые и серьезные мысли, чем нынешняя позиция Греты Тунберг. Жизнь в гармонии с природой — лейтмотив творчества Герберта, но в то же время писатель боялся, что «экология может стать оправданием для новой “охоты на ведьм” — или чего-то еще худшего».

Вокруг «Дюны» уже сформировалась традиция визуализации, от комиксов и видеоигр до полнометражных кинолент. Почему этот цикл так привлекает художников? 

Екатерина: Мир «Дюны» очень красивый и масштабный. Он наполнен причудливыми деталями и изысканными описаниями. Разнообразие идей позволяет художникам выбирать для дальнейших интерпретаций те аспекты, которые интересны именно им. Книга (как и ее главный герой) умеет вдохновлять других. Собственно, это ее и губит, как и Пола Муад'Диба. Весь мир знает «Дюну» в попсовом пересказе Джорджа Лукаса. Мы любим «Звездные войны», это отличная приключенческая сказка, но история юноши на пустынной планете, который открывает в себе силу — это конспект «Дюны». А если читать черновики Лукаса, то даже откровенный плагиат. Лукас взял идею Герберта, усилил приключенческую составляющую, убрал экологию и добавил Куросаву. После огромного успеха «Звездных войн» любая попытка экранизировать «Дюну» натыкается на проблему: зрители так или иначе сравнивают ее с историей про джедаев и силу.

Кстати, о последней экранизации. Насколько Дени Вильнёву удалось передать атмосферу цикла? Стоит ли идти смотреть «Дюну», если не читал книгу?

Екатерина: Мне фильм показался красивым, но гораздо беднее, чем книга. Актеры прекрасно играют свои роли, но сценаристы существенно упростили каждый из характеров. Приключений больше не стало, а психологические и экологические тонкости и интриги куда-то исчезли, поэтому больше двух часов мы просто смотрели на красивых актеров и красивую пустыню. Как по мне, главная потеря фильма — недостаточно раскрыт образ отца Пола, герцога Лето Атрейдиса, который показан просто хорошим парнем. Этот герой куда более сложен и противоречив, чем показано в фильме Вильнёва — иначе он просто не выжил бы в этом мире. Так же в фильме отсутствуют многие важные для понимания мотиваций персонажей сцены, например, сцена банкета в ночь перед падением дома Атрейдисов, которая обнажает все нити напряжения, или хотя бы какие-то предпосылки к измене.

Мои студенты, которые не читали книгу, но сходили на фильм, поняли историю очень упрощенно — и это вина Вильнёва, а не их. Но в то же время теперь им интересно прочитать книгу, поэтому мое отношение к фильму положительное, несмотря на все. Стоит ли идти? Конечно, стоит. Проверьте, понравится ли вам вообще. Но все время держите в голове мысль: книга лучше.

Анатолий: Я ценю «Дюну» Вильнёва за то, что кинотеатры снова начали собирать полные залы и люди заинтересовались романом Герберта. Но если рассматривать фильм отдельно от внешних факторов, то он мне не понравился. Дени Вильнёву присущи размах и эпичность, за которыми зияет полная пустота. В случае «Дюны» это реализовано буквально. Его миру не хватает роскоши. Понятно, что режиссер хотел показать маленького человека против большого мира, но это привело к тому, что все его герои живут в какой-то аскезе.

Но смотреть ли? Да, конечно: надо же поддержать наши кинотеатры в эти смутные карантинные времена.

Можно ли фильм Вильнёва назвать самостоятельным высказыванием или это, скорее, красивая иллюстрация к роману?

Екатерина: Ленту Вильнёва приятно смотреть: красивые съемки, большие экраны кинотеатров. Даже попкорн с пряностями. Кажется, люди соскучились по эпическому кино, по новым мирами и по чему-то, хоть немного отличному от «Марвела». И это, пожалуй, хорошо, потому что нас супергероика тоже утомила. Я бы хотела, чтобы Дени Вильнёв снял вторую часть и завершил историю. Однако считаю, что лучшая экранизация «Дюны» еще впереди.

Разговаривала: Богдана Романцова