«Сначала со мной провели допрос, а потом начали давать антибиотики». Освобожденный из плена азовец «Википедия»
На встречу с нами Владислав приезжает вечером сразу после процедур, на которых он был с утра. На его теле видны еще свежие шрамы. Но в словах много веры и уверенности, что Украина победит.
«Мы уже победили. Я не представляю, что россиянам нужно сделать, чтобы было наоборот».
Он много шутит. Показывает недавно записанное видео на телефоне: Елена Толкачева, руководитель патронатной службы «Азова», оставила для Владислава подарок на кровати — футболку его подразделения, темные очки и мягкую игрушку.
«Чего я не ожидал, то, что выбивается из норм морали, — это плюшевая тихоходка. Гайка, ты просто самая лучшая! Это то, чего мне действительно не хватало», — смеется Владислав на видео.
Он становится серьезнее, когда начинаем говорить о войне. Впрочем, все равно не упускает возможности улыбнуться. Словно война его совсем не коснулась.
«Эта паскуда полезет дальше, если ее не остановить»
Владислав пришел в «Азов» в 2018-м. Перед этим были годы подготовки и размышлений — как оставить свой небольшой бизнес в Одессе, друзей, привычную размеренную жизнь.
«На самом деле это решение я принял для себя еще в 2015 году. Мой друг военный прислал видео обстрелов Мариуполя, именно тогда лупили по Восточному району. Я понимал, что эта паскуда полезет дальше, если ее не остановить. К тому времени в Мариуполе у меня не было близких и родных, их война вообще не коснулась. Но я сознавал, что это только вопрос времени. Меня не понимали, когда говорил, что не хочу по состоянию на начало войны работать инженером в Одессе. Что хочу место в первом ряду. Хочу быть в подготовленном подразделении».
В свои 26 Владислав наконец решился и пошел в «Азов». Смеется, что уже было нечего откладывать — возраст давил, появлялись мысли о пенсии. Приехал в Киев, оформил документы и прошел курс молодого бойца.
Это был месяц некомфортных, жестких условий: без связи с предыдущей жизнью и друзьями, с изнурительными физическими испытаниями, после которых не было уверенности, сумеешь ли дожить до вечера.
С первого раза Владиславу не удалось выполнить физические нормативы — не хватило одного отжима и двух поднятий пресса.
«В “Азове” принципиальная позиция: если человеку не хватает одной секунды бега — ну, все, друг, извини. Есть возможность пересдать через месяц. Сейчас мне очевидно зачем это. Именно те подразделения, где есть жесткие условия подготовки, показывают высокую эффективность на поле боя. Это продемонстрировала и полномасштабная война».
Через месяц Владислав снова попытался выполнить нормативы. В этот раз удалось.
Давняя мечта весом с 12-килограммовый рюкзак
Жизнь Владислава стремительно менялась, и ради службы пришлось пожертвовать многим. Ближайшими оказались совсем не те, кто был до этого. Настоящими друзьями постепенно становились побратимы-азовцы.
«Служба оказывала давление на личную жизнь. Кто-то позволял ее себе, я не рисковал, насколько это было возможно. Понимал потенциальную опасность. Лишь некоторые люди из “Азова” знали, есть ли у меня любимый человек, кто она. Да, сейчас все мои близкие находятся на подконтрольной Украине территории, так что можно за них не беспокоиться. Но я об этом узнал только недавно.
И если даже в Красном Кресте не знали, что у меня есть сестра, не могли ее найти, я считаю это хорошим показателем. Следовательно, и противник не вышел бы на нее».
В «Азове» Владислав выучился на оператора беспилотников. Это было дело, которым он быстро овладел благодаря техническому образованию и предыдущей работе в сервисном центре по ремонту техники.
Большим вызовом стала давняя мечта — быть боевым медиком, где курс подготовки был еще более жестким, чем КМБ. Владислав подробно и доступно объясняет специфику своей работы.
«Боевой медик — это такой же боец, как и остальные. Но в критической ситуации он должен еще и оказывать помощь. Он начинает работать тогда, когда тактическая ситуация позволяет. Не бросает сектор обстрела, который контролирует, когда увидел раненого. Только тогда, когда есть время, или если командир группы позволяет — медик будет бежать и работать по профилю. Его не может заменить санитарка, медсестра или хирург с большим опытом. На поле боя они покажут себя хуже, чем подготовленный боец, прошедший курсы первой помощи. Он знает, что делать, и сможет вытащить своего раненого побратима. Но вытащит ли его хирург? Нет. Так что когда гражданские спрашивают, что им сейчас делать, я часто говорю: проходить курс боевой медицины».
В «Азове» используют американский протокол оказания медицинской помощи, рассказывает Владислав. К тому же у всех бойцов унифицированные аптечки, расположенные в одном и том же месте. Если в случае ранения военного будет спасать побратим, он должен точно знать, где именно его аптечка и что в ней есть. Это позволяет переводить бойца из подразделения в подразделение и в критических моментах быть уверенным в каждом.
Кроме аптечки Владислав должен был носить с собой еще и 12-килограммовый медицинский рюкзак, в который он уместил свою давнюю мечту.
«Они напали на всю Украину — и это была их ошибка»
Именно как боевой медик Владислав в 20-х числах февраля уже понимал, что полномасштабная война начнется со дня на день. Появлялись новости о том, что россияне свозят кровь в мобильные госпитали — а это не то вещество, которое будет храниться в холодильниках долго. 24 февраля так и случилось — россияне напали на Украину.
«В это время я был на базе в Мариуполе, спал в своей постели, обнимал подушку-котика. Все хорошо. Нормальный такой каратель, страшный. Где-то в 4-5 утра раздались первые взрывы. Зашел командир и сказал: “Ребята, подъем, началась война”. Все, собрались с мыслями и начали работать. Поехали за город занимать главные рубежи обороны. Хотя, конечно, к такому масштабу никто не был готов».
Владислав видел новости о том, как обстреливают его родную Одессу, как по Херсонской области, где он в детстве катался на велосипеде, едут танки с флагами россии.
Дальше были тяжелые бои на Мариупольском направлении. Действия российских военных не прибавляли веры в победу. Не больше недели — думал тогда Владислав о перспективах Украины. А уже 28 февраля его ранили, и на месяц он выпал из строя.
«Мы с побратимами добирались до Мариуполя посадками. Там наши ребята вышли на связь и довезли в мариупольский госпиталь, где нас прооперировали. Я думал, что потерял очень много крови, но нет. “Очень много крови” у меня было впереди.
Месяц я был в строю условно. Перевязывал, помогал. И когда смог стоять, чтобы голова не кружилась, вернулся в бой» .
«Последняя точка, с которой не отходим — “Азовсталь”»
Владислав не помнит, когда именно оказался на «Азовстали». Предполагает, что это могли быть 20-е числа марта, потому что через несколько дней после этого они получили Starlink. В тот момент «Азовсталь» уже активно обстреливали, а в бункерах завода прятались тысячи мариупольцев.
«Определенные подразделения там были давно — они проверяли бомбоубежища. Готовили их раздельно для гражданских и военных.
Еще за месяц до начала полномасштабной агрессии у нас был план: если попрут, то отбиваемся до конца в Мариуполе. Последняя точка, с которой не отходим — “Азовсталь”. Фактически так и произошло, ведь когда мы выходили с завода, тяжелого вооружения уже не было. У нас оставалось пять 120-х мин разной номенклатуры (военные поймут меня). Это смешно. Этим можно было разве что разбудить противника».
На «Азовсталь» прилетало постоянно. Особенно, когда россияне подошли на дистанцию, с которой можно было обстреливать завод из артиллерии. Веры в победу добавляли обычные люди.
«Мой побратим как-то попал в засаду. И в Мариуполе, большая часть которого уже была оккупирована, его спас местный мужчина. Представляете? Он просто остановился, забросил его к себе в автомобиль, довез до поста, где стояли наши силы, и передал. “Не знаю, как ему помочь. Это ваш”, — сказал он и уехал.
Вы понимаете? Местный житель в Мариуполе, рискуя жизнью, спас азовца. А это был всем азовцам азовец — большой, молодой, татуированный. Лучший из нас. Что с тем человеком сделал бы оккупант, если бы увидел, кого тот спасает? Благодаря ему этот военный сейчас жив, в строю, работает. Тогда я понял, что у нас есть все шансы».
«Пока “Рэдис” не скажет по рации, я не поведусь»
В начале мая из бомбоубежищ «Азовстали» вывезли всех гражданских. 16 вечером начали эвакуировать тяжелораненых военных. Среди них был и Владислав.
«россияне на тот момент просматривали 70% территории завода. Они заняли главные высоты, наблюдали почти за всем.
Мы как раз несли раненого в полуразрушенный медицинский бункер. Там неделю лежала неразорвавшаяся бомба, которая проломила потолок и обрушила убежище. Ребята спали рядом с ней. По дороге к бункеру мы слышали о планах по экстракции, эвакуации. Что сначала — тяжелораненых, а потом вообще всех. Я не поверил. Пока “Редис” не скажет по рации, я не поведусь. И на обратном пути в нас попала противотанковая управляемая ракета. Двое раненых и двое уцелевших».
Владиславу перебило ногу. Он терял большое количество крови. Парень понимал характер ранения и сумел оказать себе первую медицинскую помощь. Только пришлось попросить побратима докрутить турникет на ноге — раненым рукам не хватало сил.
Владислав доложил по рации, что с ним произошло. Через 40 минут его забрали на носилках в медицинский бункер, и уже на операционном столе он потерял сознание. В это время ему ампутировали ногу.
«Про эвакуацию я помню все фрагментарно, как слайд-шоу. Меня выносят из медицинского бункера, поднимают вверх через провал в потолке. Дальше несут под солнцем, мне жарко, плохо. Качают, мне больно. Меня поставили с носилками на землю. Рядом вижу наших ребят, солдат противника в зеленой форме с буквой Z. Помню, что я на какой-то кровати. Не носилки, не пол. Потом узнал, что это был Новоазовск. Оттуда помню путь в Донецк. Вырубился. В Донецке только к концу недели начал оживать. Мог нормально общаться с соседями по палате».
«У них была единственная задача — чтобы мы не умерли»
В Новоазовске тяжелораненых рассортировали. Тех, кто был в самом тяжелом состоянии — в донецкую больницу №15. Остальных — в колонию в Еленовке. Владислава отправили в Донецк. Первые пять дней в госпитале азовец с ампутированной ногой не получал никаких лекарств. Кроме того, он получил ранение глаза и терял зрение. Вместо врачей к нему приходили на допрос следователи.
«Биографические данные, чем занимался. Кого допрашивали больше, кого меньше. Я, скорее всего, оказался для них неинтересным, был обычным солдатом».
На пятый день Владислав начал получать антибиотики, обезболивающие, анальгин с димедролом и перевязки с йодом. Питание в больнице было на уровне «чтобы не умер».
Представителей Красного Креста во время своего пребывания в донецкой больнице Владислав ни разу не видел. Уже после освобождения узнал от побратимов, что при сортировке раненых в Новоазовске им давали по стакану чая — якобы от Красного Креста.
«Проверить это сейчас мы, конечно, не можем. Но также была риторика, будто представители Красного Креста в Донецке нам одеяла перед сном поправляли, в лоб целовали, медикаменты давали. Что я видел на самом деле? Лекарства и перевязочные материалы российского производства. Врачи — местные, донецкие. Это был такой уровень медицины как в Украине лет 15 назад в районной больнице. Один из медиков еще жаловался: “Если бы у меня были лекарства, которые у меня были 10 лет назад!” Но ведь 10 лет назад Донецк был подконтролен Украине...»
22 августа на пресс-конференции освобожденных азовцев Владислав рассказал, что против некоторых украинских военных оккупанты применяли пытки: втыкали иглы в раны, пытали водой.
«У них не было задачи сделать нашу жизнь комфортной — только не дать умереть».
Впрочем, и этого в донецкой больнице не гарантировали. Один из освобожденных военных после обследования у украинских врачей узнал, что еще две недели такого лечения в плену, и он мог бы умереть. Другому пришлось заново делать операцию на ампутированной ноге.
Не проходило ни дня, чтобы военных не убеждали в том, что они никому не нужны, что Украина о них забыла. И в то же время бойцы постоянно слышали разговоры об обмене — как оккупанты составляли списки, переписывали их по несколько раз. Часть военных однажды даже вывезли за 500 метров от больницы, а затем вернули обратно.
«Сказали: “От вас отказались. Вы им не нужны”. Мы им не поверили, конечно».
29 июня в 4 утра украинских военных разбудили, еще раз всех проверили по списку и вывезли из больницы на обмен. В этот раз по-настоящему.
В Киеве Владислав начал полноценную реабилитацию — ему прооперировали глаз и начали готовить к протезированию.
«В Донецке я мог только понять, светят ли мне фонариком в глаза. Сейчас у меня постепенно начинает появляться зрение. Да, его очень мало. Пока мне легче закрыть глаз повязкой, чтобы он не мешал здоровому. Сделаю себе тепловизор на глаз и буду универсальным солдатом», — не перестает шутить военный.
Мы заканчиваем говорить, когда на улице уже темно. Просим Владислава встать для фото в нашей студии. А он в ответ говорит: «Сфоткайте меня так, чтобы я взгляд был жесткий». И на несколько секунд сдерживает улыбку.
- Поделиться: