Спецпроект «Голос войны»: груз-200
В рамках проекта «Голос войны: школа журналистики для ветеранов АТО» Громадское продолжает публикацию текстов авторов, которые прошли войну или до сих пор воюют. В этом проекте 30 ветеранов рассказывают о своем опыте. Это тексты «голоса войны» — разные, непохожие, большие и маленькие. Они о том, какова она, война «без фильтра».
Евгений Проворный, 41 год. Живет в Киевской области, женат. До войны работал менеджером по рекламе. Призван в ВСУ в феврале 2015 года. Освобожден в конце апреля 2016-го.
Сейчас вернулся к работе в рекламе. Своими литературными ориентирами считает тексты современников – Юрия Андруховича, Михалка Скалицки и классиков – Генри Миллера, Антона Чехова, Чарльза Буковски.
Фото из личного архива Евгения Проворного, предоставлено Громадскому
Груз-200
Все началось со звонка на мобильный. Его номер записали в николаевском военкомате год назад. Девичий голос вежливо приглашал для уточнения данных. Другой мир ничем не выдал себя – ни тембром, ни паузами.
– Вы в Киеве, да? – спросили из другого мира.
– Не проблема приехать.
Я закончил разговор и положил телефон на стол. Я сидел на своем рабочем месте. В большое окно светило солнце. Из окна было видно Днепр. Собрал вещи. Выключил компьютер. Попрощался с коллегами. Вышел в дверь. И не заметил совсем на пороге белую черту. Ангела в камуфляже, который занес тонкую ручку в военном приветствии.
***
В николаевском военкомате я стал считать, сколько же людей улыбаются. Их было двое. Девушка-психолог и я.
– Вы психолог? – приветствовал я ее у входа.
– Психолог.
– Мне нужна подпись.
– Но сначала вам нужна подпись терапевта.
...Терапевт меня спросила, на что жалуюсь. Я успокоил ее, что абсолютно здоров. Женщина прекратила писать, подняла взгляд на меня
– Первый раз вижу в военкомате здорового человека. Давайте, подпишу.
Ворота закрылись. Другой мир впустил меня.
...Я знал заранее, что сержанта у ворот, который выпускает гражданских с территории, зовут Петр.
***
– У вас есть деньги на проезд? – майор из военкомата немного смущен. Он уверен, что в Одессу я железно доеду. Мне и еще одному офицеру отдают документы и желают счастливого пути.
***
Дорога Николаев – Одесса. Говорят, пару тысячелетий назад здесь была территория Римской империи. Говорят, эти ребята умели воевать. Из окна маршрутки я вглядываюсь в южную степь. И вижу легионы. Слышу их шаги. Дорога слегка дрожит в такт. Это передается автобусу.
Наивные пассажиры грешат на местный автодор. Но я знаю, что это беспокойно перебирают копытами лошади. Я вижу, как блестят на февральском солнце начищенные шлемы. Как пиками своими солдаты поддерживают синее тяжелое небо.
Молоденький сотник поворачивает голову на дорогу. Мы встречаемся взглядами. В приветствии он легонько поднимает свой жезл. Мне еще ничего поднять. Я просто киваю ему. Водитель давит на педаль газа. Подъезжаем к Одессе.
***
Одесса – это Бунин. Он бежал сюда от войны. Я двигаюсь к ней навстречу. Проезжаю по старым улочкам, будто листаю «Окаянные дни».
– Ваша специальность ВДВ... – майор, который принимает нас, постукивает пальцем по моим документах. – Как со здоровьицем у вас?
На ближайшие дни нас селят в казарме. Огромный плац, урны из арт-снарядов, дореволюционные здания из красного кирпича.
– Слышь, парень, – старичок с кровати напротив обращается ко мне, поднявшись. – Ты не поможешь? Ему принесли погоны. К ним надо прицепить три звезды «старлея».
– Руки трясутся нереально, – объясняет.
Он дает небольшой нож. Им ковыряю три дырочки. Слишком стараюсь и сквозь погон разрезаю себе палец. Моя первая кровь.
***
На полигон Х мы приезжаем часов в семь. Аккурат к ужину. Здесь кубрики на двести человек. Все ходят в бело-голубых тельняшках. Многие с выбритыми головами. На дверях казармы замечаю написанное от руки объявление: «Стрижка – 10 грн».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:«Война — это когда болит сердце» — Спецпроект
За моим столиком пока никого. Подходит небольшого роста официантка. Из одежды на ней только красный купальник. На голове – обруч с кокетливыми заячьими ушками. Улыбка открывает белоснежные зубы:
– Добрый вечер, вы уже что-то выбрали?
– А сделайте мне просто картошечки жареной...
– Хорошо, на чем – на сале, на масле?
– А давайте на сале. И салатик. Простой такой – помидорки, огурчики, лучок, и приправьте маслом, душистым домашним.
– Хорошо. Из напитков что желаете?
– Виски какой у вас?
– ...вам тоже?! Мужчина, вам тоже половину?! – Кухарка с черпаком в руке повторила свой вопрос. Очередь застопорилась на мне.
– Да, я кладу вам полную.
В мою тарелку летит полная порция перловки. Иду дальше по конвейеру. Беру чай. Сажусь за свободный столик.
***
С вечера предупреждают – выдача оружия в 5:45.
Мне достается станина от АГС. Ее тоже, как и автомат, нужно принести на полигон. Он рядом. Рукой подать. Четыре километра. Помочь мне вызывается майор. Вадим. Командир нашего взвода. Идти становится веселее.
Мы несем станину (часть приспособления, на котором закрепляется ствол орудия с затвором – ред.), и я искоса пытаюсь разглядеть его. Через каждые полкилометра останавливаемся, меняем руки. Рота уходит далеко вперед. Приходим в пункт выдачи боеприпасов. Кладем станину на пожелтевшую траву.
У меня есть время, чтобы рассмотреть равнину, уходящую за горизонт. Чем дольше смотришь вдаль, тем сильнее тоска одолевает тебя. Рядом поселок живет мирной гражданской жизнью. Вот отъехала от дома красная легковая машина. Вот человек ведет корову. Вот дети гурьбой бегут куда-то.
Я хочу к этим людям. Но как они посмотрят на тебя? На твою новую зеленую кожу?
– ...второй взвод, получаем патроны!
Я оборачиваюсь. Странные люди с зеленой кожей и железными палками на ремнях стоят в очереди у маленького кирпичного здания. Секунду колеблясь, медленным шагом иду к ним.
***
На четвертый день я заболел. Полигон. Февраль. На сотню мужиков в казарме уже был с десяток тех, которые кашляют. Для организма большое искушение.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:Спецпроект «Голос войны». Полковник Спрут
Комбат на построении строго приказал нам не пить, потому что грядет проверка сверху. После построения усатый Толя ходил между кроватями с двухлитровой пластиковой бутылкой. В бутылке было домашнее вино. Толя предлагал выпить. Его дочери исполнилось 22. Причину в батальоне сочли уважительной.
***
Первое занятие по тактике проводил молоденький полковник. Каждый из нас попробовал управлять взводом с помощью рации. Ни у кого не получилось. Только у Юры. Ему было 48, и он воевал в Афганистане. Перед выходными комбат на построении снова обратился к нам:
– Товарищи офицеры, скоро выходные, и вы захотите выпить. Я прошу вас – не пейте много. Но и мало не пейте. Выпейте нормально.
Хотя вовсе и не за это, но комбата мы любили. В медсанчасти мне дали пакет таблеток. Фельдшер счел температуру 39 неподходящей для полигона. Когда на следующий день температура снизилась до 37, мне разрешили идти на полигон. Так я и выздоровел.
***
– Вы едете в Х, – майор с моботдела веселый. Весело делает копии моих документов.
– Заполняйте... Номер телефона жены, сестры, родителей. Ну, чтобы было, кому сообщить, если что, – говорит девушка в гражданском, разбирая мои документы на столе.
Я в строевой части. Механически вписываю знакомые цифры. В памяти всплывает большое кладбище перед КПП. С невысоким серым забором и сотнями крестов, издалека похожих на людей, которые расставили в стороны руки, будто собираются обнять.
***
Построение бывали семь раз в день. Так надо, когда у вас в части четыре этажа, заполненные отчаянными людьми. Командиры знали, что делали.
Одного я ошибочно принял сразу за комбата. Он тоже был в голубом берете. Огромный. Но не комбат. Начштаба. Рассказывал зычным голосом на построениях о вреде алкоголя. Однажды утром вывел перед строем маленького сухенького старичка.
– Это Николаевич, – представил его начштаба. Старичок стоял, опустив голову.
– Вчера он хотел избить начальника штаба, – офицер медленно ходил вдоль строя, и когда проходил рядом с Николаевичем, дружески похлопывал его по плечу.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:Спецпроект «Голос войны»: сон фронтовика
Солдат не смел поднять голову. Я присмотрелся. На лице его действительно были признаки вчерашнего желания сойтись в поединке с боевым офицером-десантником.
Солдаты, которые стояли в первых рядах, оборачивались и шикали на тех, кто был сзади:
– Да не смейтесь, видите, ему стыдно.
– ...в третий раз он зашел ко мне с криком: чего я здесь сижу, я снайпер, я воевать хочу! – продолжал начштаба. – Все так было, Николаевич?
Солдат молчал.
– Видите, человек не помнит. Ну, это бывает.
Безошибочно почувствовав, что еще чуть-чуть и он может перегнуть палку, офицер замолчал. Смешки прекратились. Было слышно, как проезжают грузовики по дороге рядом с частью.
– Стать в строй, – негромко произнес начштаба.
Будто прибитый, солдат направился в строй.
Через две недели Николаевич из батальона выехал туда, куда и хотел. А хотел, потому что за полгода до этого в бою убили его сына. Вернулся Николаевич через пару месяцев. В желтом микроавтобусе с тремя большими, наклеенными красным скотчем цифрами «200». Его застрелил сослуживец. Как оказалось, Николаевичу было всего 40 лет.
***
– Что, поедешь с нами на Восток? – проверяет меня командир роты. – Поеду! – отвечаю.
/ Материал создан в социальном проекте «Голос войны школа публицистики для ветеранов АТО». Проект реализуется ОО «Интерньюз-Украина» и Международной организацией Internews при финансовой поддержке Правительства Канады через Министерство международных дел Канады и Международного фонда «Возрождение»
- Поделиться: