«Только мы заехали в колонию — они подогнали “Грады” и били из них». Освобожденный из плена азовец «Доцент»

Освобожденный из плена азовец Владислав Дутчак с позывным «Доцент»
Освобожденный из плена азовец Владислав Дутчак с позывным «Доцент»Михаил Мещеринов / hromadske

«Успокойтесь, приготовьтесь к тому, что ваша жизнь изменится», — эти слова 24 февраля он слышал всякий раз, когда брал трубку. Утром в первый день полномасштабной войны Владислав Дутчак с позывным «Доцент» направлялся с базы «Азова» в Мариуполь. Ему постоянно звонили по телефону с российских номеров: включался автоответчик и говорил женским голосом. «Доцент» предполагает: звонили по телефону намеренно, чтобы линия была занята и мариупольцы не могли с ним связаться.

Жизнь Владислава Дуткача действительно изменилась. Дальше были недели в разрушенном россиянами Мариуполе, оборона «Азовстали», российский плен. И минус 30 кг веса.

Сейчас фотографии Мариуполя и завода вызывают у «Доцента» боль: «Город, которого нет. Мне нравился Мариуполь, я хотел перевезти туда свою семью, пока служил. Теперь такое впечатление, словно я потерял друга».

«Служить Родине так, как у тебя получается лучше»

В «Азов» Владислав впервые попал в 2017 году. Его пригласили прочитать лекции по военной истории Украины для бойцов подразделения. По первому образованию Владислав — историк, по второму — экономист-менеджер. Он кандидат философских наук, преподавал политологию и философию в Днепровском и Запорожском университетах. Приглашение «Азова» принял сразу.

«Это легендарное подразделение, объединившее в себе с самого начала людей, которые разделяли мои взгляды. Я очень хотел в полк “Азов”, но мне не позволяло здоровье. Только постепенно ко мне пришло осознание: “А вдруг можно именно так служить своей Родине, как ты можешь, как у тебя получается лучше всего?”»

Полтора месяца Владислав прожил среди азовцев как приглашенный лектор, а затем прошел курс молодого бойца и получил нацгвардейский шеврон. «Доцент» начал преподавать бойцам на постоянной основе.

«“Азов” был как красная тряпка для быка»

Полномасштабная война застала Владислава на втором году контракта с «Азовом». 24 февраля вместе с другими побратимами он проснулся от сигнала тревоги на базе полка в Юрьевке под Мариуполем.

«Ждали ли мы, что будет именно такая война? Нет. Но “Азов” был готов к любым вызовам, ребята постоянно готовились. Для нас было удивлением тогда, что противник не нанес удары по нашим дислокациям. Между собой мы говорили: “Когда начнется такая война, они нанесут ракетные удары по нашим базам, ведь для россиян “Азов” был как красная тряпка для быка, и мы даже не заметим войны, потому что нас полностью разнесут ракетами”», — делится мыслями Владислав.

Позже, когда россияне будут допрашивать его в плену, что он почувствовал, когда начались боевые действия, он коротко отвечал: «Удивление».

Утром же 24 февраля азовцы выстроились в колонны и отправились на Мариуполь. Из Юрьевки Владислав уезжал одним из последних.

«Помню, как сейчас: едет наша старушка “Нива” — сзади никого, и впереди на Мариуполь тоже уже никто не едет, а нам навстречу в сторону Бердянска — покидавшие город колонны мариупольцев. Параллельно мой телефон разрывается от звонков с российских номеров, а его в городе знали как номер для коммуникации с волонтерами и полком “Азов”. Очевидно, российские спецслужбы постоянно звонили по телефону, чтобы не дать возможность местным связаться с нами».

До начала широкомасштабного наступления Владислав работал не только с личным составом «Азова», но и с мариупольцами. Вместе с побратимами он проводил в школах уроки по истории родного края. С началом войны возил местным генераторы, воду, продукты и медикаменты. До середины марта Владислав ездил по городу и помогал мариупольцам, а затем присоединился к другим азовцам на «Азовстали». Там «Калина» дал ему задание — подготовить информационный листок. Он выходил каждый день и назывался: «Штаб обороны Мариуполя информирует». В листе была информация за прошедшие сутки: какие потери понес противник, где ведутся бои за город, сколько российской техники сожгли и дайджест новостей со всей Украины.

«Пока у нас работал принтер и генератор, мы печатали экземпляры. Где-то 40-50 экземпляров каждый день. Когда командиры приходили на совещания с позиций, а совещания проводились каждый вечер, мы раздавали им эти листы, они несли их на позиции и раздавали бойцам, а также приносили в бомбоубежища, где находились гражданские. И таким образом мы поднимали боевой дух».

Владислав Дутчак, азовец с позывным «Доцент»Михаил Мещеринов / hromadske

«Нам дали слово русского офицера»

В начале мая с «Азовстали» начали эвакуировать гражданских, затем — тяжелораненых бойцов, а потом поступил приказ от высшего руководства к украинским военным сдаться.

«Все прекрасно понимали, что сдаваться в плен — не вариант для азовца. Во время АТО ребята, попадавшие в плен, испытывали на себе все, что ждет азовца в российском плену. Мы находили себя на сепаратистских сайтах — наши фото и данные, что мы нацистские преступники, что нас разыскивают и будут устраивать над нами трибунал. Мое фото там тоже было».

Так что когда политическое руководство и командование решили, что дальнейшая оборона потеряла смысл и только приведет к еще большим потерям, чувствовалась тревога, говорит Владислав. Но тогда к бойцам вышел «Редис» и сказал, что гарнизон прекращает борьбу и выходит с «Азовстали» под гарантии — бойцы сложили оружие.

«Речь шла про почетный плен. российская сторона давала от себя гарантии. Нам дали слово русского офицера. Но враг не сделал того, что нам гарантировал. Пусть это остается на совести русского офицера, который давал это слово. Пока наши бойцы остаются в плену, желательно не рассказывать многое, особенно об условиях, потому что, к сожалению, противник не проявляет благородство и не относится к нашим военнопленным, как к военнопленным».

Нарушать гарантии россияне начали сразу после того, как бойцы вышли с «Азовстали».

«У меня на мосту сразу сняли часы, сказали: “Да вы что, нельзя часы”. Говорю же: “Да можно” — “Нет-нет-нет-нет-нет” — “Ну ладно”. Сняли вот. Деньги забрали, это вообще забавная история была. Там было чуть больше тысячи гривен, большие деньги, они лежали у меня в паспорте, а нам сказали, что можно их с собой выносить. И эти двое военнослужащих, которые вещи мои осматривали, они так смешно друг другу мой паспорт передавали, передавали, передавали, а потом такие: “Забирай вещи и иди, иди, иди”. А я подхожу, а в паспорте денег нет. И ты такой думаешь: там копейки, это так несерьезно. У одного парня забрали очки. У него вообще проблемы со зрением. Или футляр от контактных линз выкинули или зубную щетку. Такие были моменты, но ведь на них никто особенного внимания не обратил, а чем дальше, тем больше и больше нарушались условия, по которым мы выходили».

«На допрос одного азовца проводили 6-8 человек с собакой»

После выхода с «Азовстали» украинских военных увезли в Еленовку. Владислав находился там на протяжении всего плена. По сравнению с тем адом, который им пришлось пережить на «Азовстали», говорит Владислав, сначала условия там были более-менее нормальные. Однако дальше все только ухудшалось.

«У нас также были обязательства не нарушать условия пребывания там, не устраивать бунтов и провокаций. Мы вели себя корректно. Азовцев сразу отделили от других защитников Мариуполя. Нас не привлекали ни к каким работам. Я не знаю, с чем это было связано. Возможно, таким был их внутренний регламент, потому что азовцев считали опаснее других».

Большинство бойцов находились в бараках, «локалах», как их называли — двухэтажных помещениях с комнатами, в каждой из которых разное количество людей, а рядом со зданием небольшой дворик, куда пленных выпускали гулять.

«Я все хотел запомнить, сколько там шагов. Насчитал вдоль 12 с половиной, а поперек — не больше 60. И вот триста шестьдесят с лишним человек находятся там одновременно, ходят кругами, а места мало. Там было несколько турников и ребята даже в условиях достаточно ограниченного пайка пытались еще и держать себя в форме».

Первые надзиратели, встретившие пленных в Еленовке, говорит Владислав, достаточно нейтрально к ним относились. Это были россияне, работающие в российских... детских колониях. Через месяц заехала вторая смена надзирателей — очень профессиональных, с правильным русским языком. Доцент предполагает, что эти приехали из Москвы или из Санкт-Петербурга.

«Чувствовалось, что это люди из каких-то серьезных заведений. Они были подчеркнуто вежливы. Строго соблюдали регламент и определенный протокол. На допрос одного азовца могли проводить 6-8 человек вместе с собакой».

Третья-четвертая смены были совсем другими. Относились не как к военнопленным, а как к преступникам. Тогда наступили трудные времена.

«Профессионализм их был ниже, а отношение становилось все хуже. Анализируя уже сейчас, понимаю, что эти люди заезжали откуда-то из глубинки, из уголовных учреждений, где находятся особо опасные преступники. Свою модель поведения они применяли к военнопленным».

От голода, говорит Владислав, никто бы в колонии не умер. Три раза в день есть давали. До войны он весил 106 килограммов, перед выходом с «Азовстали» — 86, когда вернулся из плена — 74 килограмма.

Владислав Дутчак во время интервью с hromadskeМихаил Мещеринов / hromadske

Допросы для пропагандистских каналов

В конце мая пропагандисты выложили видео, на котором «Доцент» отвечает на их вопросы. «“Прошивал” ли он азовцев идеологически? — спрашивает голос за кадром. На что Владислав спокойно отвечает: «Нет», и объясняет, что читал лекции по военной истории мира и Украины, осуществлял гуманитарную подготовку солдат и настраивал их на критическое мышление.

На этом же видео Дутчак отвергает причастность «Азова» к массовым захоронениям в Мариуполе. А на вопрос о том, кто для него жители «Л/ДНР», военный ответил: «Украинцы. Безусловно, среди них есть люди, которые ошибаются в своих взглядах, но это украинцы такие же, как мы. Рано или поздно мы найдем с ними общий язык. Если мы не сможем найти общий язык, то я надеюсь, что мои дети и их дети найдут общий язык».

«Между строк я просил их стрелять точнее»

Владислав говорит, что с первых дней в Еленовке россияне начали обстреливать украинские позиции из-под стен колонии.

«Только мы заехали в колонию — они сразу подогнали САУ, “Грады” и били из них. Мы могли наблюдать за этим со второго этажа нашего “локала”. Украинские войска сначала не отвечали, потому что знали, что мы там, а потом им дали какие-то системы, что они стали очень точно отвечать по позициям россиян. Однажды наши так классно навалили, что очень разозлили россиян и сепаратистов. Они примчались в колонию и потребовали, чтобы мы записали обращение к украинским военным, чтобы они не стреляли по колонии. Мы не могли просить наших военных не отвечать на обстрелы, потому посовещались и записали обращение. Я перечислил всех военнопленных, которые находятся в Еленовке, сказал, что мы ждем обмена и будет неприятно, если украинский снаряд оборвет нашу жизнь. Между строчек я просил их стрелять точнее. Прошло несколько недель и случился теракт в Еленовке».

29 июля в Еленовской колонии раздались взрывы. российские пропагандисты пытались обвинить в обстреле ВСУ. В Генштабе и Офисе президента заявили, что оккупанты намеренно совершили теракт, чтобы обвинить Украину в совершении военных преступлений, а также скрыть расстрелы и пытки пленных.

О трагедии большинство пленных узнало уже утром. К ним снова пришли оккупанты с требованием записать обращение, мол, украинские военные обстреляли колонию.

«Мы не могли так сказать, это было неправдой, поэтому мы записали обращение, что во время очередной артиллерийской дуэли погибли наши побратимы. россияне постоянно вели огонь по украинским позициям, украинцы отвечали метко, и с их стороны прилетов по Еленовке не было».

«Мы не видели Красный Крест»

21 сентября «Доцента» с другими вывели из Еленовки. Сказали, что будут формировать колонну на этап. Зачитывали фамилии офицеров и медийных людей, тогда у Владислава зародилось предположение, что это может быть обмен, но обращение оккупантов с военнопленными развеяло эти догадки.

«Во время таких событий очень важна роль международных организаций, но мы не видели Красный Крест ни во время нашего пребывания в колонии, ни во время обмена. Когда человека забирают из лагеря для военнопленных и перевозят на пункт обмена, там тоже должна присутствовать третья сторона, чтобы не было никаких эксцессов. Ведь на протяжении нашего этапирования случалось разное».

В самолете Владислав еще надеялся на обмен, но впоследствии надежда угасла. Он думал, что их везут к «Редису» в гости, в «Лефортово» (СИЗО в Москве, где содержали командира полка «Азов»). российскими авиалиниями пленных доставили в Москву, а оттуда — в Беларусь. Там отношение к пленным стало нейтральным, им сказали потерпеть еще немного, скоро они будут на родной земле.

«Это невероятные ощущения, когда ты идешь, и тебе не нужно держать руки за спиной, ты можешь наконец-то поднять голову и не смотреть вниз, а смотреть на людей. И те люди, которые на тебя смотрят в ответ, тебя любят, никто не хочет причинить тебе вред, ты вернулся в семью. Когда мы погрузились в украинский автобус, к нам обратился водитель. Он сказал, что у него есть два телефона, и если кому-то нужно позвонить, он может дать их. Это была его инициатива и деньги на телефоне. Я позвонил маме и сказал, что меня обменяли, и услышал: “Слава Богу”».

«Меня и всех остальных россияне придирчиво спрашивали: “Что вы будете делать?” А я отвечал им: “Мы с вами взрослые люди, я не принадлежу себе, я подписал контракт”. Мы все прекрасно понимаем: пока идет война, наша обязанность — защищать Родину. Кто как может, у кого какая квалификация и у кого сколько сил. Я вас уверяю — азовцы это будут делать. Каждый на своем участке».