«У нас у всех с головами непорядок. Если такого не переживешь — не поймешь»: уцелеть в Буче

В доме их было трое. Ирина, ее супруг Олег и отец Владимир. 5 марта они услышали шум и взрывы. Где-то очень близко. А через мгновение бахнуло прямо в доме — россияне через окно забросили гранату. А после этого начали стрелять по окнам и дверям. Тогда Олег Абрамов вышел из избы.

«Не стреляйте! Мы мирные», — обратился он к чужакам с оружием.

«Руки подними. Что в карманах? Кто в доме?» — незваные гости нацелили автомат.

«Нас трое. Здесь никого больше нет».

«Вы что, не видите? Мы — русские. Мы пришли вас освобождать», — объяснили люди с оружием.

Затем военный начал обвинять Абрамовых в «грехах», о которых говорил российский телевизор. Виновны, что власть не ту избрали. Что «Беркут» на Майдане били. Что на Донбассе люди страдают и гибнут. А потом россияне начали допрос. Их интересовал один вопрос — «где нацики?». Хотели услышать адреса. Ирина убеждала: никаких нациков в их Буче нет, здесь все простые люди. Но россияне не унимались.

Владимир Абрамов увидел, что от обстрелов загорелся дом. Бросился тушить пожар. В это время военные вытащили его зятя Олега на дорогу. Там посреди улицы с мужчины сняли верхнюю одежду. Олег просил: «Ребята, не надо, что вы делаете?» Его поставили на колени. И выстрелили в упор. Мгновенно разнесло полголовы. Мужчина упал.

«Я выхожу, его свитер лежит под забором. Я вышла на улицу, а он лежит. У него еще сердце билось, потому что из уха так толчками кровь вытекала. А они здесь сидят напротив. Четверо. Воду пьют», — Ирина Абрамова рассказывает, будто вспоминает сцену из какого-то страшного фильма.

Увидев мужа с простреленной головой, она так начала кричать, что отец говорит, что никогда в жизни такого крика не слышал. Его дочь умоляла военных расстрелять и ее.

«Я возле него кричала: меня убейте! У меня только муж. Больше никого нет. Убейте меня. Он подошел. Подошел с автоматом. Направил дуло. А у меня кот на руках. Я, должно быть, с ним из дома выскочила. Говорю: убивай меня и кота», — говорит Ирина.

Тогда военный обратился к Владимиру. Спросил, его ли это дочь, и посоветовал быстрее идти, куда глаза глядят. На замечание Владимира Абрамова, что сначала нужно потушить пожар, ответил: не стоит, мол, будет зачистка, хотите жить — бегите.

«Я ее едва оторвал от него (от погибшего, — ред.). Она в тапочках. Вышли. Здесь еще кто-то застреленный лежит, тоже в тапочках. Кого-то они вывели и застрелили прямо на месте. Мы не первые были. Пошли и быстро в переулок свернули. Вся улица простреливалась», — вспоминает Владимир Абрамов.

Месяц дочь с отцом провели у знакомых в Буче недалеко от родного дома. Тело Олега Абрамова все это время пролежало на улице — там, где мужчину убили. Абрамовы сидели в подвале, редко выходили на улицу. Ирина вспоминает страшное черное небо тех дней и постоянный лай собак. Ее отец говорит, что россияне по вечерам устраивали настоящую охоту на людей — стреляли по живым мишеням и домам. Вечерами напивались и устраивали себе такие забавы. Людям было так страшно, что словами не передать.

«Мы дошли до того, что хотелось что-то с собой сделать или к ним пойти, чтобы пристрелили. У всех нас с головами непорядок. Никто этого не поймет. Если такого не переживешь, не поймешь. То, что мы рассказываем — просто слова», — Владимир смотрит вдаль.

Ирина Абрамова в черном платке с красными цветами пробирается среди крестов. В ее руках букет желтых нарциссов. Подходит к могиле, на которой портрет мужа. Приседает, гладит фотографию.

«Привет, родимый. Чего ты мне не снишься?» — здоровается.

Однажды Олег ей все-таки приснился. В красивом светлом доме им было хорошо. Там были две их кошки, которые сгорели в пожаре, случившемся из-за обстрелов. Ирина очень хотела в доме остаться, но Олег сказал ей, что еще не время.

Ирина берет сигарету, прикуривает и кладет на могилу: погибший любил курить. Пока сигарета тлеет и превращается в серый пепел, женщина просит у своего Олега прощения.

«Я виновата. Три кота, собака. Говорю: куда мы с ними поедем? Будем все здесь. В конце концов ни мужа, ни собаки, ни двух кошек. Только одна осталась. Выходит, никого не спасла. Прости меня, солнце, – Ирина гладит портрет погибшего. — Прости, если виновата, прости. Прости меня, мой хороший».

На прощание целует фотографию и обещает посещать, сколько будет жить. А теперь возвращается от своего мертвого к жизни, которая больше никогда не будет такой, какой была до 5 марта.