Усталость от «усталости от войны»

Усталость от «усталости от войны»
hromadske

Британский писатель Олдос Хаксли утверждал, что революции случаются тогда, когда люди начинают надеяться на революции. Замените слово «надеяться» на «ожидать», и этот афоризм можно будет приложить почти к любому виду человеческой коллективной деятельности.

Хрестоматийный пример — биржевые котировки и, шире, экономика в целом. Ученые до сих пор спорят, в какой степени экономические кризисы вызывают объективные факторы (например, неурожаи), а в какой — ожидания масс (например, паника потребителей и вызванный ею ажиотажный спрос).

То же касается политики: скажем, посейте в людях уверенность, что результаты голосования предопределены — и те, кто против «определенного», просто проигнорируют волеизъявление, тем самым и обеспечив упомянутые результаты. Именно так было с недавним насквозь манипулятивным «опросом» венгров правительством Орбана по поводу членства Украины в ЕС.

Неудивительно, что в таком виде коллективной деятельности, как война, влияние на сознание и моральное состояние противника испокон веков считалось важной составляющей всего процесса. Правда, тысячи лет подряд говорилось о влиянии прежде всего на вражескую армию, и в основном непосредственно на поле боя. Ситуация начала резко меняться с наступлением XX столетия.

Этому способствовали три фактора:

  • общий военный призыв, который делал войну «всенародным делом»;
  • быстрая технологизация армий, которая делала ситуацию на фронте все более зависимой от работы промышленности и вообще экономической ситуации в тылу — то есть, в конечном счете, от действий и поступков тылового населения;
  • и, конечно, супербурное развитие средств массовой информации.

В конце XX века этот последний фактор вошел в фазу стремительной трансформации, которая продолжается до сих пор. Разумеется, речь идет о новых видах медиа (вроде соцсетей), всеобъемлющем интернете и появлении дешевых устройств, делающих его легкодоступным. Никогда еще человечество не имело столь массового доступа к таким гигантским массивам информации. И никогда еще информация не шла человечеству настолько во вред.

Однако популярное мнение о том, что с помощью техник манипулирования массовым сознанием можно достичь чего угодно — причем от любого общества — является, мягко говоря, существенно преувеличенным. Срабатывает не все, не для всех, не всегда или срабатывает, но не так, как надо.

Примеров первых трех моментов в новейшей истории достаточно. Так, никакие усилия американцев и их союзников не предотвратили того, что летом 2021 года обученные, вооруженные, мотивированные Западом и вроде бы лояльные ему правительственные силы Афганистана буквально, как зайцы, разбежались перед не такими уж вооруженными и вышколенными, но куда более мотивированными радикалами из «Талибана». Кстати, наверное, понимая все факторы, израильтяне даже не пытаются серьезно вести какую-нибудь пропаганду в том же Секторе Газа: подобное зерно, как сказано в Новом Завете, упадет там на почву сухую и каменистую.

Примером четвертого момента (когда «срабатывает не так, как надо») можно считать украинские Майданы 2004-го и, особенно, 2013–2014 годов. Ресурсы, влитые москвой в возвращение «отпавшей колонии», были просто несоразмерны с теми, которые выделял в поддержку демократических движений Запад — но именно этот масштаб вмешательства стал не последней причиной сопротивления. А непонимание тогдашней властью собственного народа, которое она попыталась нивелировать жестокостью, привело к хорошо известным дальнейшим событиям.

Очевидно, во всех этих случаях очень важную роль сыграло то, что специалисты называют «историческими и социокультурными факторами». Однако в каждой конкретной ситуации чуть ли не большее значение может иметь человеческая психология — прежде всего личная, но и так называемая социальная тоже.

Снова иллюстрация — массовые протестные выступления в москве 2010-го, в Минске и других белорусских городах 2020-го и в Украине 2013-2014 годов. Несмотря на очень отличающиеся результаты, есть кое-что характерно общее в самом течении тех событий. Это чувство единения, которое охватывало тех, кто выходил на соответствующий протест.

Чтобы не ходить далеко, возьмем Революцию достоинства. Пока это был просто «Евромайдан» против разворота Януковича и Ко от уже проложенного якобы курса на Европу, его участники исчислялись сотнями, в лучшем случае — несколькими тысячами человек. Но, выйдя 1 декабря на Майдан протестовать против разгона «Евромайдана», разнообразные оппоненты режима и просто неравнодушные граждане вдруг осознали, даже больше — почувствовали, что вместе их много. Это коренным образом меняло все.

Оставим за скобками организационные ресурсы. Палатки, сцена, транспорт — все это жизненно важно, конечно, но все это бессмысленно, если нет достаточного количества желающих жить в этих палатках и толпиться под упомянутой сценой.

Проблема в том, что подобный порыв по определению может быть только порывом. Он принципиально ограничен во времени, и от материальных ресурсов это уже не зависит. Эйфория или ярость (или их сочетание) являются экстремальными состояниями психики и, как таковые, не могут длиться долго. А самое главное то, что после перенапряжения психики неизбежно наступает психический «откат» — как после физической перегрузки бывает «крепатура».

Добавьте сюда тот факт, что любой массовый порыв очень редко может быть конструктивным. Тут как раз нужны организации и материальные ресурсы. Когда их не хватает, все идет «в песок». И то же происходит, если еще вчера охваченные порывом люди считают организацию несовершенной, а ресурсы недостаточными. Хотя то, что люди считают, совсем не обязательно отвечает реалиям. Свежий пример: по состоянию на сентябрь 73% украинцев считали, что экономическое состояние нации в целом ухудшилось, однако на себе ухудшение почувствовали лишь 60% респондентов (кстати, это традиционная картина подобных опросов почти за все годы Независимости).

С войной эта схема работает по-своему проще, но в чем-то и наоборот. Социология стабильно демонстрирует, что 80-90% украинцев единственно приемлемым видом победы считают возвращение к границам 1991 года. Однако социология не в состоянии продемонстрировать, кто из нас скольких усилий приложил к победе. И сколько из нас все больше предпочитают искать виновных — даже искренне стремясь к этой победе.

Наверное, не будет ошибкой сказать, что частично многие из нас держатся за веру в победу потому, что мысль о поражении невыносима. В конце концов, очевидно, что российская оккупация ничего хорошего не принесла бы, это — именно то, о чем «и подумать страшно». А страх — мощный стимул, но плохой советчик.

Так и появляются поиски виновного. Некоторые военные — давайте будем честными — склонны гамузом винить тыл в безразличии. Действительно, такие безразличные в тылу есть, и их приблизительное количество посчитать очень трудно, потому что далеко не каждый даже в анонимной анкете укажет, что судьба Родины его не интересует. Военных можно и нужно понять (перечитайте «Возвращение» Ремарка — о том, как воспринимают тыловую жизнь вчерашние фронтовики). Но это никак не помогает решить проблему. Собственно, за все время человеческих войн это решение так и не найдено; психореабилитационные программы для военных здесь — не более чем паллиатив.

В тылу же все популярнее не просто винить власть в просчетах или умышленном подрыве обороноспособности страны (это как раз более-менее нормально в любой затяжной войне), но и в том, что именно власть виновата в падении оптимизма общества. Вот, мол, если бы сразу сказали, что это надолго — все было бы по-другому, а они рассказывали о возвращении Крыма за год!

Но правда в том, что после успехов весны — осени 2022 года общество само сформировало себе завышенные ожидания. Какова была бы общественная реакция в случае официального объявления о том, что война будет продолжительной и заберет столько жертв? По меньшей мере удивление, да и обвинения в измене не заставили бы себя ждать. В конце концов, оптимизм просто начал бы испаряться раньше и быстрее, чем это есть.

Конечно, это не повод снимать ответственность с власти, чье дело не только и не столько говорить, сколько вести кропотливую работу по организации обороны. Так, чтобы это конвертировалось в реальные победы, которые теперь, когда наступила стадия психологического «отката», только и способны удержать общество от погружения в пессимизм (и, как следствие, раздор, смертельно опасный для нас всех).

Не менее популярно винить идеологических оппонентов. Если кто-то вешает на власть как реальных, так и мнимых «собак», то другие ищут виновных среди «расшатывающих лодку». Механизм здесь действует тот же. Отсутствие скорых побед, которых мы так ожидали на фоне самовнушенной эйфории, порождает злобу и страх, те накладываются на психологический «откат» и превращаются в раздражение, а раздражение ищет для себя объект.

Кто конкретно станет этим объектом, зависит не от реальности, а от наших уже сложившихся убеждений и взглядов.

В результате 87% украинцев считают, что нация была сплоченной в прошлом году, а вот в то, что она сплочена и сейчас (согласно тому же опросу), верят уже 64%. В то время как количество носителей противоположного взгляда возросло более чем в три раза. Это и есть то, что называется «самоисполняемым пророчеством».

Но важно понимать: то, что начало происходить с общественными настроениями после перехода войны на новый этап (о чем главнокомандующий Залужный публично заявил уже после того, как это произошло) — так вот, все это нормально. Это было неизбежным уже из-за самого психологического «отката» после эйфорического состояния, вызванного бегством врага с большинства захваченных территорий.

Многое сказано о том, как украинцы удивили мир своим единством и решительностью в первые недели и месяцы российской агрессии. Однако больше всего, пожалуй, украинцы удивили сами себя. Теперь пора относиться к себе объективно и по возможности не позволять эмоциональному побеждать рациональное. Ведь, как уже сказано, то, что мы думаем о реальности, обычно отличается от самой реальности — однако в итоге мы формируем эту реальность на основе собственных мыслей.


Это авторская колонка. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.