Война. Третье лето

Третье лето я приезжаю на войну. Это так у всех и называется: приезжать на войну. Оказалось, что очень важно считать, потому что многие из тех, кто живет на войне, начинают забывать, что когда было, и сколько лет длится война.
То, что это годы — в разговорах всего поражает и удручает. Когда начинаешь говорить с местными, то они иногда говорят, что война продолжается год, а военные считают: это было в 2014, а нет — это было в 2015, а там мы стояли зимой 2015, а нет — уже в 2016… А тот погиб еще осенью 2014, или уже в 2015 ...
Вот это ощущение времени войны, которое никак не заканчивается, местных вводит в депрессию, а мобилизованных, чем ближе к дембелю, тем больше наполняет страхом. Добровольцев оно возвращает на войну, потому что это уже как постоянная работа. Но есть и такие, кто покупает дома поближе к передовой, потому дешевле. А война же когда-то закончится...

«В Авдеевке много живут глухие. Прошу Вас не стрелять на них. Передайте каждой смене»

На окраине Авдеевки стоит изрешеченная осколками от снарядов, а иногда и прямыми попаданиями девятиэтажка. Она возведена буквой «Г», одним крылом смотрит на промзону Авдеевки, другим — на село Спартак и в сторону Донецкого аэропорта. Ребром — в сторону шахты Бутовка. В дом прилетало отовсюду.
На крыше девятиэтажки стоит камера ОБСЕ, в самой многоэтажке живет несколько семей, работники СБУ, медики, военный капеллан, в одной из квартир оборудована церковь.

ПромзонаАвдеевки

Возле дома стоит блок-пост. Его называют «девятины». Все назначают друг другу встречи. На одном из бетонных блоков блок-поста на листе A4 черным маркером написано:
«В Авдеевке много живут глухие. Прошу Вас не стрелять на них. Передайте каждой смене» (орфография сохранена).

За блок-постом налево — путь, по ней начинается старая Авдеевка — район частных домов и дач. Снаряды сюда несколько месяцев как почти не долетают. Но каждый хорошо слышно, как они летят и где приземляются — преимущественно на промзоне и в районе Ясиноватской развязки. В том же направлении и позиции украинских военных, и передовая.

«Акорд, Aкорд, я хазяйка, подарки ушли по адресу. Как понял?»

Ночуем на позициях одного из батальонов ВСУ. Они живут в чьем-то сельском доме. За коммунальные услуги никто не платит. По дороге к месту ночевки встретили женщину, которая записывает данные счетчиков.
— Сколько у вас домов, где живут военные? — Спрашиваем.
— Ну, где-то 20 здесь будет.
— И что, вы снимаете показатели?
— Да, и пишу стороны: военные, то есть без денег.
Во дворе чьего дома военный 16 батальона ВСУ с позывным «Шульц» объясняет особенности уплаты коммунальных услуг зоне боевых действий
— Понимаешь, война войной, а по документам дом-то его — хозяина.
Военные шутят: в пять часов уезжает ОБСЕ (наблюдательная миссия, которая фиксирует количество обстрелов), и просыпается мафия.
5:00. Над нами метров на 5 слышать свист пуль. Разговоры по рации:
— Хозяйка, хозяйка, принимай подарки.
— Плюс
***
— На три часа в районе нашей хозяюшки будет работать наш организм.
— Плюс
***
— Аккорд, аккорд, я хозяйка, подарки ушли по адресу, как понял?
— Плюс.
В 9 вечера мы еще пьем чай во дворе, а в 9:10 уже все сидят в подвале. Слышно, как миномет наносит удары по позициям. В подвале один из солдат смотрит в планшете фильм Гая Ричи. Мины падают все ближе. Бойцы взбодрит друг друга:
— Да, ничего, держись, Юрец, это не Мукачево (имеется в виду перестрелку в Мукачево 11 июля 2015 — ред.), не страшно.
(Смех — ред.)

«Как написать сочинение, как я провел лето»
На второй час обстрелов командир позиции Ярослав добудился в доме солдата. Тот спускается в подвал и сонным голосом говорит:
— А что, война?
— Плюс-плюс.
В конце всем надоедает сидеть. Один из солдат выходит с автоматом вверх.
— О, у Валеры такая разгрузка, еще Чапаев носил.
— Это трофейная у меня, еще из-под Бородино. Иду отражать атаку САУ (Самохина артиллерийская установка — ред.). Это у меня «антиСАУшкин» автомат.
На высоте 300 метров над позицией висит БПЛА (беспилотный летательный аппарат — ред.), Военные пытаются его сбить, но не получается.
И здесь от позиции, где все мы сидим, в 8 метрах ударяет мина так громко, что боец, который смотрел фильм, выключает и упаковывают планшет. На этом все.
В 12 ночи все расходятся спать.
Утром идем смотреть на результаты ночной «дискотеки». Так военные называют обстрелы. Боец с позывным «Шульц» за столом во дворе и что-то пишет в блокнот.
— Что это вы записываете? — спрашиваем.
— Да вот, думаю сочинение написать, «Как я провел лето». Не знаю, с чего начать.
Из потерь — поврежден туалет, немного душ, остальные осколков упало в огороды.

Яма от снаряда, который попал в огород, в половину человеческого роста.

Авдеевка, район "Химик", 3,5 километра от места, где сделана предыдущая фотография.

Идем к местным. Заходим к молодой семье. У них трое детей. Младшей — полтора года. В гости пришла соседка. У нее тоже двое детей, беременная третьим. Семья переехала из района «Химик» ближе к передовой — на даче. У них за городом уже позиции.
— Купили, потому что дешево.
— Но здесь опасно, у вас вся крыша, как решето.
— Но война когда-то же закончится.
Когда же война закончится? — спрашивают традиционно у нас, журналистов, мы традиционно пожимаем плечами.
Отец семейства соглашается нас провести чуть дальше на другую улицу, что тянется вплотную к передовой.
По дороге в огороде яма в половину человеческого роста. Рядом с ямой женщина полет картофель.

На этой улице в каждый дом попали или снаряды, или осколки от них. На углу улицы встречаем бабу Машу. Ей 78, из них 49 проработала на Авдеевском коксохиме. Теперь она на пенсии, живет одна, разбитый осколками шифер ей починили работники в жилетках ахметовского «Метинвеста», которые приехали на машинах «Метинвест». Только пуля просвистела возле уха бабе Маше, но ей повезло.

— Я это сама живу, потому что дед в прошлом году умер. Я машину его, «Жигули», продала, чтобы ему памятник поставить. Но в кладбище попал снаряд и разбил этот памятник. А когда это все закончится?

— Мы не знаем.

Баба Маша живет сама, испрещенный осколками шифер ей залатали работники в жилетках ахметовского «Метинвеста»

«Как будто ты нашел шлюху и объясняешь ей, что такое любовь»

Пока мы говорим с жителями Авдеевки, жителям Красногоровки прямо в 5-этажку залетел снаряд. С одной стороны залетел, с другой вылетел, пробив при этом три несущие стены. Женщина с дочерью в больнице. Дочери раздробило ногу. Мама спаслась, потому что была в туалете.

— Она вся в крови вышла. Но это маленькие осколки.
— Я всю ночь потом уже не спала. И вот сейчас уже тоже не сплю, лекарств понапивалась.
Пожилые женщины на лавочке перед домом обсуждают предыдущую ночь и двух своих соседок, сейчас в больнице.
На соседней улице тоже попало в последний этаж такой же пятиэтажки. После чего дочь приехала и увезла мать из квартиры.
— Она это вчера ходила и на людей наговаривала, то это Бог все видит (о пострадавшей — ред.)
— Да что вы это говорите, при почему здесь что?
— А я говорю, что постоянно здесь ездит машина ВСУ и стреляет между домами.
— И где вы это видели?
— Это не я видела, это соседка моя.
— А давайте пойдем к соседке вашей, спросим, ​​где она видела?
— Да ее дома нет (женщина идет быстро долой — ред.)
Молодая женщина — нам:
— Поймите, у нас половина за «ДНР». Но мы — нет. Уже все ссоримся. Скажите, что нам делать? Спросите там — наверху. Может, мы с детьми выйдем на передовую под танки, чтобы уже остановились? Ну что это Захарченко? Уже все проиграл? Мы же здесь садик отремонтировали, зачем сюда стрелять, здесь центр города, позиций никаких нет. Третье лето на войне.
По дороге заезжаем на позиции батальона «Айдар», который теперь в составе 10 бригады. Нас встречает дядя Витя. Дяде Вите 50. Летом 2014 он дошел до луганского аэропорта. Три раза возвращался домой после боев лета 2014. Вместе мы считаем, когда и где виделись.

— Лето 2014 на Металлисте и в Счастье.
— Зиму 2015 в Трехизбенке.
— Теперь здесь — лето 2016.
— Третье лето уже.
«Третье лето» всем трудно произносить. Потому что пошел уже третий год. Для всех это понимание того, что война продолжается уже долго. И больше нельзя ограничиться словами «в прошлом году».
Дядя Витя пытается объяснить, как выглядит сейчас война:
— Знаешь, Настенька, сейчас это не война, а хр**н пойми что. Как будто ты нашел шлюху, и объясняешь ей, что такое любовь.

«Здесь с автоматом в руках я чувствую, что могу на что-то повлиять»

Возвращаемся снова в Авдеевку. Заезжаем на шахту «Бутовка». Выглядит она как ржавый скелет какого-то огромного динозавра. На шахте очень воняет тухлятиной.
Это прямое попадание в состав с тушенкой, не успели убрать, потому что все время стреляют.
Три недели назад на шахте погибли трое добровольцев из ДУК «Правый Сектор». Военные об этом отказываются говорить. Один из командиров только рассказывает отрывки разговоров со старшим руководством:
— Они мне говорят: беги туда, их выгони оттуда (ДУК «Правый Cектор» — ред.). Я, конечно, самоубийца, но не настолько.
Ночевать мы будем у добровольцев. В рациях, чтобы не говорить «Правый сектор», военные говорят «Прогрессивные Специалисты». На гаражи, где живут добровольцы, написано мелом: УСН (силы спецопераций — подразделение, формируется в Генштабе и должен стать элитой армии — ред.).

Надпись на гараже «ССО» — Силы спецопераций

Чтобы написать или позвонить, надо выходить из гаража, где связи нет, на улицу. Пока набираю номер — слышу где-то позади между звуками выстрелов и падений снарядов, как кто-то объясняет по телефону:
— Дома я ни на что не повлияю. Здесь по-другому. Здесь, с автоматом в руках, я чувствую, что могу на что-то повлиять.

Настя Станко