Волна загадочных самоубийств. Что происходит с подростками? Интервью с психиатром Галиной Пилягиной

В столице с начала октября произошла серия подростковых самоубийств. После третьего случая падения с высотки с разницей в неделю в сети заговорили о том, что эти жуткие истории могут быть связаны между собой.
Речь идет о подражании? Могли ли активизироваться так называемые «группы смерти»? Правда ли, что в зоне риска больше девочки? Как обращаться с депрессивными подростками? Что должно насторожить родителей и почему не стоит игнорировать случаи, когда дети сами просят о помощи?
Эти и другие вопросы мы обсудили с профессором, которая занимается суицидологией уже более 25 лет и не понаслышке знает, как себя чувствуют люди «на грани».
Галина Пилягина — доктор медицинских наук, заведующая кафедрой психиатрии, психотерапии и медицинской психологии Национального университета здравоохранения им. Шупика.
В последний раз мы с Вами разговаривали в августе, после парного суицида 12-летних девочек в столице. Теперь — новая волна. Предположений и разговоров об этих случаях много, но не видите ли Вы какой-либо связи между ними или, возможно, негативной тенденции в совершении подростковых самоубийств?
Я бы не связывала с тем самоубийством в августе как кластер, но вот эти три случая за последние три недели можно. Но подчеркиваю — это предположение.
Есть такое понятие — «кластерные» самоубийства. Это так называемый синдром Вертера, когда в ХVIII веке после публикации романа Гете «Страдания молодого Вертера» по Европе прокатилась волна самоубийств молодых людей. «Кластерные» самоубийства были еще присущи российской империи начала XX века, и это было признаком такой, скажем, моды.
Я бы не говорила, что сейчас — это мода. Совсем. Но кластером, когда идет разглашение через медиа и другие ресурсы, можно считать. Именно потому что это прыжки с высоты. И это как подражание модели. Для подростков, у которых уже есть какая-то суицидальная настроенность, это становится примером, и принимается решение о самоубийстве.
Как вообще в таком случае правильно коммуницировать на такую чувствительную тему?
Я понимаю, как работают медиа. Любые эмоционально значимые новости репостят. А это может вызвать такой кластерный эффект. Но это касается как раз конкретных случаев. Влияют ли они и огласка друг на друга? Прямо — нет. Опосредованно. Потому что сказать, что у любого подростка это обязательно вызовет суицидальные намерения, нельзя.
Относительно подростков — на ум пришла такая метафора из романа братьев Стругацких «Гадкие лебеди». Там один из тезисов — «дети думают дождь». Вся повесть о том, как при плохих обстоятельствах жизни наиболее уязвимой категорией являются дети. Как они меняются, как они реагируют на происходящее. И я бы сказала так: к сожалению, дети, безусловно, это всегда уязвимая категория. А подростки — особенно. Биологическая перестройка в период «пубертатного кризиса», когда происходит вхождение в период половой зрелости, безусловно, оказывает влияние на психику.
Говоря о последних случаях суицидов, в частности в Киеве, речь идет о девочках в возрасте 12 и 17 лет. В столичной полиции нам сказали, что в 9 из 13 случаев накладывают на себя руки именно девочки. По Вашему опыту, действительно ли можно сказать, что именно девочки более склонны к суицидальным мыслям и с чем это связано?
Я думаю, что то, что именно сейчас девушки совершают самоубийства чаще, это просто такой период. Обычно девушки склонны к тому, что мы называем «саморазрушающими действиями» или самоповреждением, это так.
Биологически и психологически девушки взрослеют чуть быстрее парней. Это касается и эмоционального и социального интеллекта. Это ни в коем случае не означает, что парни глупее, нет. Просто определенное социальное взросление у девушек действительно проходит быстрее. Поэтому, может быть, это тоже играет роль. Но это скорее предположение.
У нас доказательности здесь просто не будет. Потому что в каждом отдельном случае — это разные люди, разные состояния. Я бы сказала, что девушки все же более сенситивны, уязвимы, часто эмоционально более импульсивные и более несдержанные.
Если мы берем, например, данные ВОЗ, то для девочек-подростков, вероятнее всего, характерны попытки самоубийства или самоповреждения. А для ребят это действительно будет самоубийство. То есть сказать, что девушки более склонны к самоубийству — это не так.
После последних трагических новостей в соцсетях и на уровне разговоров среди людей снова возникают вопросы и опасения по поводу влияния так называемых «групп смерти». Хотя информации, что эти группы активизировались, сейчас мало. Может быть, Вы знаете больше, работая с подростками?
То, что я знаю от подростков, у которых есть суицидальные мысли (ибо таких много) или даже имели попытки самоубийства: это, вероятнее всего, не фактически «группы смерти». Ибо в таком случае должен был бы быть кто-то, кто брал бы на себя позицию лидера, чтобы доводить кого-то до определенных самоповреждений или суицида.
То, что я слышу от подростков сейчас: это такое виртуальное общение, зачастую международное. И чаще всего — это русскоязычное сообщество. Я не могу сказать, как они друг друга находят. Может быть, в социальных сетях. Но дети, к сожалению, общаются в этих группах и довольно часто там собираются одинокие.
Одна из девушек мне, например, говорила следующее: «Вот у нас есть группа, это друзья, у меня друзья только виртуальные». Ее подруга в интернете, которой уже давно было плохо, совершила попытку самоубийства. «А я не могла помочь, мне было еще хуже…» — говорила она.
Под влиянием впечатления от истории, что она не помогла подруге и не знала, как это сделать, 13-летняя девушка тоже, к сожалению, выпила таблетки. Но она осталась жива.
В общем, пессимистический стиль у детей-подростков есть. Им присуща глобализация эмоциональных впечатлений: если плохо, это совсем плохо и никогда не будет классно. Вот, собственно, и есть основная проблема.
Вы сказали, что сейчас многие подростки имеют суицидальные мысли. Вы опираетесь только на собственную практику?
Из моей практики — очень много. Но, опять же, это не статистика. Но насколько я знаю, сотрудничая с психологами из учебных заведений: они говорят, что сейчас очень много депрессивных подростков.
Что я слышу, когда подростки говорят о своих суицидальных мнениях? Главный признак: «А у меня ничего хорошего в жизни не будет». На будущее у них нет никаких ожиданий и надежд. В каждом случае это выходит по-разному, нельзя обобщать. Но эта определенная безнадежность как основа многих депрессивных состояний для подростков — один из очень характерных признаков. Она в принципе часто встречается во время депрессии. Но у взрослых это происходит по-другому.
Еще один из признаков— это повышение агрессивности. И получается вот такая смесь безнадежности с импульсивностью, агрессивностью и чувством одиночества. То есть подростки не видят ресурсы помощи.
Специалисты часто говорят о негативном влиянии соцсетей на детскую психику. Но стоит ли, по вашему мнению, их обвинять во всех бедах?
То, что сейчас есть опасное влияние соцсетей, — это правда. Но это не значит, что у каждого ребенка нужно обязательно проверять, с кем и как он общается. Только если для этого есть основания. Я говорила бы не о соцсетях, а о виртуальности как таковой.
Эта виртуальная погруженность, по-моему, — это очень плохо. Ибо ею меняется реальность, и она действительно лишает жизни. Дети просто не в состоянии критически воспринимать виртуальность. У них нет опыта. Они еще плохо различают, что когда человек говорит «я себя убью», например, он может этим просто кичиться.
Неделю назад ко мне пришла «доктор наук». В 13 лет. Она, начитавшись, так терминами сыпала… Она умная девушка, но не специалист. Начиталась, пыталась понять себя и даже типировала себя по каким-то методикам. Но, наконец, назвала все «ужас». То есть понять все это ребенок не может. Охватить и критично относиться к информации. Это и взрослым тяжело, а большинство детей, безусловно, до определенного возраста просто на это не способны.
Поэтому винить социальные сети во всех бедах я не могу. Но, скажем так, получается «гремучая смесь» влияния не поддающейся критике социальных сетей с личностной возрастной уязвимостью и импульсивностью. И это может приносить такой эффект.
Какими вообще могут быть самые распространенные причины суицидальных побуждений у подростков? И является ли весомой причиной сейчас война?
Наиболее определяющим является уровень одиночества и безнадежности.
На войну со всем происходящим очень реагируют взрослые. У нас ухудшается экономическая жизнь, люди теряют работу, людей убивают, бомбардировки, вынужденные переселения, плохие ожидания по поводу зимы. Это же не дает радости.
Взрослые на это реагируют своей определенной пессимистичностью. А дети рядом с ними «зеркалят» это состояние, преувеличивая его. Добавьте сюда, если в семье действительно нет теплоты, не дай Бог, есть насилие или насилие в школе, ребенок просто быстрее приходит к выводу: «Зачем такая жизнь?» Увы. Не понимая, что сложности как раз и делают жизнь жизнью.
Другая одна из основных причин суицидальных мыслей — это, безусловно, чувство одиночества. Это связано, в частности, и с последствиями карантина, замкнутого пространства, а затем и войны. Оно также может быть связано с проблемами и коммуникациями в семье, с проблемами в школе, с друзьями. И тогда поводы уже не важны.
Длиться это может долго. Уязвимость повышается. Когда ко мне приходят подростки в 14, 15, 16 лет — они говорят, что все началось в 10, 11, 12, иногда раньше. Родители, например, не видели проблемы буллинга в младшей школе. Или, например, разводы или какие-то конфликты в семье, бывшие раньше. Ребенок взрослеет, и это такая отложенная — не хочется говорить месть — вероятнее, деструктивная реакция на прошлое. Так бывает очень часто.
Что должно насторожить родителей и родных в поведении подростков?
Внезапная замкнутость, конфликтность, повышение агрессивности в бытовых отношениях, нежелание как-то себя обслуживать, нежелание контактировать. Особенно, если это приобретает какой-то совершенно необычный тип. Это такие признаки, на которые следует обратить внимание.
Сейчас дети сами достаточно активно ищут помощь. Иногда родители не верят и считают, что это демонстрация. Тогда самое главное, пусть даже если это окажется каким-нибудь пустяком, пообщаться со специалистом и разобраться, что там на самом деле.
Хорошо, если подростки просят о помощи сами, и гораздо сложнее — если нет. Всегда ли описанные Вами изменения в поведении так явны?
Есть два типа случаев. Если ребенок просит и говорит: «Мне плохо», — точно нужно обращаться за помощью. К психотерапевту, психиатру, все равно.
Второй — это когда родители видят столь неожиданные изменения поведения. Но, к сожалению, это не всегда заметно. Особенно если подростки замыкаются в себе. Потому что подросток просто не говорит о своих мыслях никому, а они есть. И потом какой-нибудь последней каплей может стать вообще мелкая ситуация с точки зрения взрослого или здравого смысла.
Относительно советов родителям. На самом деле уже многое сказано, особенно о том, что главное — это доверительная коммуникация. А еще говорят о пользе спорта, хобби, четком распорядке дня и т.д. Но учитывая реалии жизни и общения с подростками, они часто не только коммуницировать, а в принципе ничего не хотят. Какие дадите практические советы, как говорить с подростком и найти подход к нему?
Невербально. Когда вот так замыкаются, очень терпеливо, очень последовательно, искренне, подчеркиваю — искренне, родители должны демонстрировать свое внимание. Не контроль, а внимание и попытки общаться. Чтобы было хоть кому сказать о помощи.
Ребенок пойдет на контакт. Может, не сразу. Но очень тонка эта граница между вниманием и контролем, между искренностью и «ты должен» и т.д. Эти тонкости — это уже проблемы родителей. Да, это непросто. Иногда я даже говорю: «Оставьте ребенка в покое с учебой, бытом, этим “у тебя 10-й класс, учись, потому что тебе же школу заканчивать”». Чтобы ребенок потом не требовал многого от себя, и не появлялось чувство стыда и вины.
Поэтому со стороны родителей — искреннее внимание, уважение, помощь. Я бы так сказала.
Вы говорите, что дети часто сами обращаются за помощью. Значит ли это, что популяризация психологической помощи в Украине приносит свои плоды?
Стигматизация психиатрии все еще существует, но ситуация действительно изменяется. Обращаются гораздо чаще. И даже с 12-13 лет просят о помощи. У нас умные дети. И у нас классные родители. У нас жизнь непростая.
Куда можно обращаться за помощью
- На круглосуточную Национальную горячую линию для детей и молодежи — 116 111 или 0 800 500 225.
- На круглосуточную Национальную линию по предотвращению суицидов и поддержанию психического здоровья Lifeline Ukraine— 7333.
- К ресурсу Teenergizer, где подростки могут получить бесплатные онлайн-консультации.
- На круглосуточную Национальную горячую линию по предотвращению домашнего насилия, гендерной дискриминации и торговле людьми — 116123 или 0800500335.
- На круглосуточную горячую линию психологической поддержки для детей и взрослых ОО «Человек в беде» — 0 800 210 160.
- На линию бесплатной психологической помощи от фонда «Голоса детей» — 0 800 210 106, а также в Telegram-бот или Viber-бот.
- В Киевский городской центр психолого-психиатрической помощи при состояниях душевного кризиса — (044) 456 17 02, (044) 456 17 25.
- На линию бесплатной психологической помощи Национальной психологической ассоциации (для украинцев, прямо или косвенно затронутых войной) — 0 800 100 102 (работает с 10:00 до 20:00).
- Поделиться: