«Я никому не обещал закончить войну за один день», — политическое интервью Святослава Вакарчука

Эти парламентские выборы не первые для лидера группы «Океан Эльзы» Святослава Вакарчука. В 2007 году артист прошел в Верховную Раду по списку партии «Наша Украина — Народная самооборона». Тогда Вакарчук работал в комитете по вопросам свободы слова и средств массовой информации. Однако его депутатскую деятельность сложно назвать продуктивной — он не подготовил ни одного собственного законопроекта и внес всего две поправки в законы, которые разработали его коллеги. В сентябре 2008-го Вакарчук добровольно сложил с себя депутатские полномочия.

В этот раз на досрочные парламентские выборы 2019 года Святослав Вакарчук и его партия «Голос» идут с целью — «изменить политическую культуру». Партия выступает за членство в ЕС и НАТО, бескровную деоккупацию Донбасса и реинтергацию его жителей, перезагрузку антикоррупционных структур, деолигархизацию экономики.

Громадское пообщалось с музыкантом и лидером партии «Голос» Святославом Вакарчуком о том, с кем партия готова объединиться в коалицию? Общается ли Вакарчук с Владимиром Зеленским? При чем тут флешмоб «Голосуй не по приколу»? Идеология новой партии и их позиция по поводу налогов, образования, медицины, языка? И на какие компромиссы можно идти, чтобы закончить войну? Какие отношения фронтмена «Океана Эльзы», а теперь уже политика, с бизнесменом Виктором Пинчуком и инвестором Томашем Фиалом? Почему на самом деле в списке нет бывших или действующих депутатов?

Ты заявлял, что есть давление на ваших кандидатов, на партию. О чем идет речь и насколько это серьезно?

Буквально вчера начали приходить смс людям на западной Украине — мол, партия «Голос» все равно не преодолевает проходной барьер, нечего на них тратить голоса, голосуйте за настоящие проевропейские силы. Это, на самом деле, криминальная история, мы подали все соответствующие заявления в правоохранительные органы.

Потом есть плакаты или газеты с ложными цитатами — даже не вырванными из контекста, это еще можно понять, хотя это тоже не по-европейски. Но цитаты, которые являются ложью, — это уже дно. И не хорошо тем политическим силам, которые действительно пропагандируют европейские ценности в Украине, таким заниматься.

В разговорах и на эфирах ты говоришь, что это — старая политика, когда партии дерутся между собой, когда обвиняют друг друга, когда люди в одной коалиции?

К сожалению, да. И очень сложно будет действовать с такими людьми, если они будут все-таки избраны в парламент. Ты хочешь по-новому, а они все равно по-старому. И понятно, что если кто-то пытается тебя цинично поливать дерьмом или унижает твое достоинство как политическое, так иногда и личное, то мы будем жестко отвечать.

Но чтобы реализовать программу, должна быть коалиция. Похоже, что без поддержки «Слуги народа» много вещей, которые вы обещаете, выполнить будет крайне сложно. Насколько вы готовы к такой коалиции?

Вопрос коалиции до выборов — это исключительно политический пиар. Поэтому я максимально откровенно заявляю: мы не из тех, кто обещает какие-то объединения до самых выборов. Мы четко знаем, что с партиями, которые выступают против украинского пути, против европейского пути, вроде «Оппозиционной платформы» Медведчука, мы не хотим иметь ничего ничего общего.

Другие партии, в своих программах заявляют о европейском векторе развития Украины, вступлении в ЕС и НАТО, подтверждают то, как это записано в Конституции сейчас, и декларируют те вещи, которые важны для партии «Голос», то есть — демонополизацию, борьбу с манипуляциями СМИ, возвращение депутатов с небес на землю — с этими людьми мы будем садиться, говорить о будущем, в том числе о коалиции.

Иногда меня спрашивают: вы готовы идти в правительство? Готовы. Но правительство создает коалиция, а коалиция создается на базе коалиционного соглашения, которое еще сначала надо обсудить, всем подтвердить, нарисовать «красные линии», найти механизм — что будет, если кто-то выходит за эти «красные линии», и так далее.

У нас президент — бывший комедийный актер — набрал 73% на выборах. Но перед тем ты запустил флешмоб, который назывался «Голосуй не по приколу». Что это было?

Накануне я встретил буквально в промежутке одного дня трех человек — разной социальной категории, из фан-клубов разных кандидатов в президенты, которые абсолютно серьезно мне сказали, что все равно голосовать не будут: у нас нет выбора. Проголосуем по приколу за... и назвали две разных фамилии. И еще раз было сказано без фамилии, но что-то типа: как карта ляжет.

Когда я делал свой ролик, я вспоминал воинов, которые воюют сейчас. Я говорил, что перед этими людьми, перед жертвами, которые были на Майдане, перед памятью всех тех, кто всерьез относится к будущему Украины, голосовать по приколу — это безответственно. Я говорил: «Голосуйте ответственно».

И то, что это заявление вызвало определенный политический перекос — это на совести тех, кто на него так посмотрел. Я ничего такого сказать не хотел.

То есть «комик» и «по-приколу» никак не были связаны?

Я в феврале сказал, что не буду публично поддерживать ни одного человека на выборах и не буду против ни одного человека. И поэтому не собираюсь сейчас как-то менять свою позицию.

Какие у вас отношения с Владимиром Зеленским? Виделись ли вы с ним до того, как он объявил, что пойдет в президенты, когда ты еще думал?

Я видел его последний раз года 2-3 назад.

То есть вы не общались все это время?

Нет.

А вообще какая история ваших отношений? Вы как-то пересекались?

Мы, плюс-минус, начинали в одно время. Поэтому, безусловно, мы виделись десятки раз. Последний раз мы пересекались по работе. Мы встретились, когда «Кварталу» были нужны авторские права на какую-то из наших песен. Это было очень давно, в прошлой жизни.

По поводу идеологии вашей партии. Как ты видишь налоги: низкие или высокие? Скажем, есть скандинавские страны, где высокие налоги...

Как человек, который учился в Стэнфорде и Йеле, где я как раз изучал опыт других стран, самое важное, что я вынес оттуда, — что не существует рецепта, который мы можем взять, успеха какой-то страны, который мы можем переложить на Украину. Мол, в Скандинавии социально ориентированная экономика, давайте в Украине построим такую же. Мол, Гонконг или США свободный рынок, давайте построим такой же. Так не работает.

Именно поэтому к вопросу налогов надо подойти очень взвешенно. У партии «Голос» есть принцип. Это политика, которая основывается только на фактах. Мы сейчас много говорим: давайте введем налог на выведенный капитал. С одной стороны, для бизнеса это классная идея, и мы, в принципе, ее поддерживаем. Но пока мы не увидим, какие компенсаторы, что год-два бюджет будет делать без налога на прибыль, то мы на такие вещи не пойдем.

Например, есть идея, что таможенные пошлины надо уменьшить, и тогда они станут легальными, потому что людям будет невыгодно платить взятки, которые они платят сейчас. Это хорошая идея, но без реформы таможни и без приведения всего к стандарту, без неотвратимости наказания за неуплату это все останется достаточно теоретическими историями.

Все равно есть какая-то идеология, к которой ты больше склоняешься — социальное государство, которое берет на себя большую роль, или то, что бизнес берет на себя большую роль?

Это сложный вопрос. Здесь важно, что сейчас принесет как можно быстрее изменения для людей.

Украина сегодня не готова к так называемому абсолютно либеральному рынку, к которому нас часто подталкивают некоторые наши партнеры. Кстати, не все. Сказать: давайте отпустим все, и Украина заживет, будет неправильно.

Почему? Во-первых, у наших бизнесменов такая ментальность, что чем больше им даешь воли, тем больше они будут это делать. Но те небольшие правила, которые есть, они все равно будут нарушать.

Мы выступаем за упрощение ведения бизнеса, за уменьшение регуляций, за простые, четкие, прозрачные правила и законы прямого действия, которые на самом деле как красный и зеленый свет, дают четкое понимание, что делать и чего не делать. При этом нам нужно параллельно менять судебную систему и реформировать правоохранительные органы, чтобы наказание за невыполнение норм, правил и законов было неотвратимым.

Я считаю, что бизнесу нужно дать возможность больше развиваться, демонополизировать большую индустрию, запустить настоящую конкуренцию в металлургии, в химической промышленности, энергетической промышленности. Для этого нужны очень действенные, простые, но независимые и жесткие регуляторы, которые давали бы примерно такую парадигму: все, что разрешено, делайте, но если нарушите «красные линии» — вам конец.

А вопросы, какие должны быть налоги и на каком этапе — дискуссионный. Я вообще считаю, что несколько лет может быть одна схема, потом можно перейти к другой.

Давай по другим темам, которые беспокоят граждан. Образование — высшее, среднее, платное, бесплатное?

Украина сейчас как страна, которая гарантирует всем людям право на среднее образование, не имеет ни морального, ни конституционного, ни юридического права от этого отказываться.

Что касается высшего образования, то на этом этапе надо думать не о том, каким оно должно быть — платным или бесплатным. Я думаю, что на этом этапе хорошо, что существует какая-то возможность, потому что дети в бедных семьях, просто физически не могут себе позволить учиться в университетах за деньги, есть талантливые люди, которым государство может помочь.

Но здесь есть другой момент, что сегодня неэффективно используется огромное количество денег из бюджета, которые идут на образование. Почему? Есть несколько пунктов. Первый — зачем нам 300 вузов? Это бездумная трата денег. Большинство из этих университетов являются профанацией, и они не отвечают вызовам времени и на самом деле являются теми учреждениями, которые просто доят наш бюджет.

Вместо этого нужны 30 университетов, которые давали бы качественное образование, и госзаказ на те или иные специальности. Соответственно, финансирование для этого определялось бы не с точки зрения того, кто какую заявку дал и как ректоры договорились с университетами, а, например, четкими и независимыми критериям — индексом цитирования твоих ученых.

И тогда вопрос платного и бесплатного образования останется, но он отойдет на второй план, потому что мы сможем эффективнее те деньги использовать.

По поводу медицины. Многие из гражданского общества поддерживает реформу Ульяны Супрун. Многие из населения не поддерживает эту реформу. Ульяны нет у вас в команде. Не сошлись?

Для нас было бы странно, если бы мы брали человека, который постоянно должен находиться на рабочем месте, и говорили: пошли на выборы.

Есть вещи в медицинской реформе, которые делает команда Супрун, и мы их поддерживаем. Есть вещи, с которыми мы не согласны, о которых надо еще говорить. Что мы точно поддерживаем — реформу первичного звена.

Вторая вещь, которую мы поддерживаем, — это бескомпромиссная и искренняя борьба за прозрачность госзакупок. Мы знаем, что на 40% цены на базовые позиции упали. Плюс программа реимбурсации (возмещение стоимости), плюс программа бесплатной медицины и доступных лекарств для диабетиков, сердечников и так далее.

Что же тогда не так?

Во-первых, еще не до конца понятно, как это будет будет работать во вторичном звене. Пока это только разговоры.

Второе, еще более важное — это коммуникации. Нужно выигрывать борьбу, в том числе, за умы и сердца. Что происходит сегодня? Большое количество врачей действительно выступают против. Почему? Потому что борьбу за сердца и умы выиграли главные врачи их больниц, которые рассказывали разные страшилки, разные вещи, порой совершенно ложные, порой полуправдивые, порой, к сожалению, правдивые и настроили отрасль, так или иначе, против будущих изменений. Мне кажется, что им нужно, в том числе, работать над тем, чтобы идти в поля и брать себе в союзники врачей. У нас в команде есть люди, которые работали на медреформой, есть Оля Стефанишин. Есть человек, который является светилом и авторитетом в области — Юрий Соколов, известный кардиолог из института Стражеско.

Наши корреспонденты, куда бы ни ехали — в Одесскую область, в Торецк, на восток и запад, задавали вопросы людям: что их больше всего беспокоит? Ответ: тарифы. Есть политики, которые говорят: обещать низкие тарифы — это популизм. Но что делать?

Нет, это не популизм. Популизм — это говорить о низких тарифах тем, кто этими тарифами 28 лет занимался. И у них было к ним прямое отношение. Эти специалисты, которые хорошо разбираются в тарифах на газ, сами являются создателями системы, которая сегодня есть. Вспомните контракты с Путиным 2009 года.

Что вы будете делать с тарифами?

Для того, чтобы снизить тарифы, существует только один способ — свободная конкуренция на этом рынке. Если есть монополия, то всегда будет спекуляция ценами.

Вторая вещь, еще более важная, — мы должны говорить не просто о снижении или справедливости тарифов. Мы должны говорить об улучшении экономической ситуации.

Вот ты задаешь вопрос: вас волнует то, что у вас высокие тарифы на газ или электроэнергию? Да, волнует. А если бы были такие же тарифы, но вы зарабатывали бы в три раза больше, вам было бы окей? Говорят: ну так это совсем другое дело. То есть людей не так волнуют высокие платежки сами по себе, как тот факт, что они не могут их оплатить. Увеличение зарплат и уменьшение тарифов связаны с очень простой вещью — с демонополизацией и с судебной системой.

Люди тебя будут так же спрашивать: Святослав, а вы знаете, сколько сейчас стоит батон или пол буханки хлеба?

Я знаю все, что я покупаю в магазинах. Я знаю, сколько стоит электричество, потому что я за него плачу и прекрасно знаю, что у меня дома электроэнергия стоит 90 копеек ($0,03) за киловатт. Хлеб, который я покупаю, может стоить 20-25 гривен ($0,74-0,92), у кого-то он стоит дешевле, у кого дороже. Но вопрос не в том, я знаю, сколько стоит хлеб, который кто-то покупает.

Все равно, не важно ли знать, сколько стоит литр молока в Киеве?

Важно сделать так, чтобы у литра молока была справедливая цена. Рынок определит справедливую цену для вещей — для тебя, для меня.

Какая сама маленькая пенсия сейчас?

Примерно 1700-1800 гривен ($62,9-66,6). Я могу сказать, что у меня в семье есть люди, которые получают минимальную пенсию, пенсию ниже прожиточного минимума. Я прекрасно понимаю, как живут обычные люди. Я знаю, за что им приходится унижаться.

Сейчас война стала неким абстрактным понятием. Такое бывает во всех конфликтах на пятый год. Но есть конкретные вопросы. Например, экономическая блокада, которая вредит людям, что живут у линии конфликта. Какая твоя позиция по этому поводу?

Война навязана нам Кремлем. Она создана ими, срежиссированная ими и сейчас фактически ведется годами их же наемниками. Мы должны четко понимать, что ключ от войны лежит исключительно там — в Кремле и кремлевских кабинетах. Когда мы это осознаем, мы поймем следующее — для того они ее и начали, чтобы дергать нас за ниточки.

Я хочу сказать одну вещь: руководство России никогда не воспринимало и не воспринимает самого факта существования Украины как суверенного и независимого государства со своей политикой.

Если Россия сейчас держит ключ от войны, то она не завершится. И если кто-то рассказывает, что мы знаем, как закончить войну за один день — он просто врет.

Я не спросила, как закончить войну за один день. А что делать с экономической блокадой, которая разрывает экономические связи хотя бы тех украинцев, которые там.

Во-первых, государство должно взять на себя ответственность за то, чтобы не было двойных стандартов. Это касается не только того, торговать или не торговать с временно оккупированными территориями или со страной-агрессором. Это касается того, ездить или не ездить туда на гастроли, очень многих вещей.

Государство как бы самоустранилось от каких-то вещей и говорит: бабушке перевезти 5 кг колбасы нельзя, а уголь продавать можно. Одним разрешено, другим запрещено. То, что мы должны сделать — это закон, по которому четко, ясно и без двусмысленностей все аргументируется.

Я был недавно в Майорске на КПВВ. Я был там впервые. Я был на линии соприкосновения много раз, но специально поехал туда, где люди переходят с одной стороны на другую. Ко мне подошла одна женщина. Она начала просить о помощи и плакать. Согласно одному закону, ей разрешено перевозить продукты, но вот на месте кто-то ей показывает какие-то предписания, что нельзя. Она говорит: почему все вокруг в обход это делают, а мне нельзя? Это двойные стандарты, которые на самом деле настраивают против государства население.

Есть Минские договоренности, которые предусматривают немало вещей, вроде разведение сил. Но я слышу от многих людей: вот это уже предательство, «красная линия», ослабление, сдача интересов.

По поводу Минских соглашений. Я абсолютно убежден, что Минские соглашения оттягивали время. В первую очередь, для того, чтобы остановить горячую фазу войны. Горячая фаза войны, сначала Иловайск, затем Дебальцево. Фактически, Путин прижал нашу делегацию к стенке. Я считаю, что то, что было сделано, дало Украине время для того, чтобы перестали убивать сотнями наших ребят.

Очень жаль, что после таких усилий, в том числе — консолидации международных усилий по давлению на Путина, предыдущая власть не воспользовалась своими достижениями, чтобы это время использовать эффективно. За 5 лет Украина не окрепла как государство для того, чтобы сегодня позволить диктовать другие условия.

И когда сегодня европейские коллеги говорят: ну чего мы вас будем защищать? Вы страна коррупции, с вами невозможно иметь дело, вы обещаете и не делаете. Что нам сказать им?

Но разведение огня для тебя что? Некоторые военные говорят: не хотим, не надо.

Во-первых, это вопрос к военным, к главнокомандующему Вооруженных сил, начальнику Генштаба, и наконец — к Верховному главнокомандующему, президенту страны. Это их прямая ответственность, у них есть вся оперативная информация, все разведданные, они знают, что можно делать.

Неправильно делать какой-то шаг и, чтобы о нем все узнавали из прессы, без объяснений. Когда вдруг мы узнаем из прессы, что наши войска отвели под Станицей Луганской на какую-то позицию, а с другой стороны непонятно, что сделала противоположная сила. Начинает разгоняться это так называемое предательство, военные, волонтеры, АТОшники начинают это разгонять. И потом политиков спрашивают: что делать? Мой ответ: прозрачно, четко, артикулированно рассказывать, что было сделано и зачем.

Ты готов пойти на уступки? Ведь возвращения к ситуации, как было до 2014-го, не будет.

Тактические уступки в переговорах происходят всегда. Но это уступок на уступке, уступок на уступке. Так, идут переговоры. Давай посмотрим, что произошло за последнее время. Россию исключили из ПАСЕ из-за аннексии Крыма, развязывание войны на Донбассе, многих других вещей, которые они делали, за пренебрежение правами человека, за политзаключенных и так далее. Одной из тех вещей, за которые РФ была политически оштрафована, которые от нее просили сделать, она не сделала. В ПАСЕ ей вернули право голоса. Это, по моему мнению, не то поведение, которое можно демонстрировать тем, кто понимает только право силы.

Но мы не можем с людьми, которые 250 лет в своей политической доктрине говорят: жми, пока можно и пока нас не остановят, демонстрировать слабость. Я не тот, кто просто машет саблей.

Я никому не обещал за один день закончить войну. Я не ставлю армию на билборды. Но я настоящий патриот, который хочет, чтобы Украина достойно вышла из этой ситуации. Я сам видел людей с оторванными ногами и руками, которые лежат в больницах за то, что они воевали за Украину. Я хочу, чтобы люди перестали гибнуть.

У меня не политическая позиция, это позиция чисто гуманитарная. Если есть возможность защищать права украинских гражданских лиц — это может быть сделано.

У нас, например, есть Саша Дворецкая, которая не просто знает, как это делать, она этим занималась все эти годы и будет продолжать это делать. У нас есть Тамила Ташева, которая занималась этим и будет продолжать это делать. У нас есть Рустем Умеров, который участвовал непосредственно в переговорах, в очень сложных и непростых, по поводу судьбы тех, кто сейчас в российских тюрьмах. У нас есть Рома Костенко, который напрямую говорил с теми, кто принимает решения.

Почему у «Голоса» нет мажоритарщиков на Донбассе? Твои коллеги говорили, что вы подбираете идеальных людей. Но в таком случае вы не представляете интересы конкретных людей на самых сложных округах.

Я напомню, что 2,5 месяца назад партии «Голос» не существовало в природе. Я бы хотел, чтобы ты задала этот вопрос тем, кто сегодня называет себя самыми яростными патриотами, выступает за борьбу с Путиным и уже много лет существует в украинской политике, в том числе, когда еще с Путиным модно было договариваться и браться за руки. А с другой стороны — тем, кто вывешивает там билборды, они выступают за мир. Вот они уже много лет этим занимаются. Пусть покажут, как они заботятся о людях Донбасса. Означают ли билборды или присутствие мажоритарщиков на Донбассе, что об этих людях заботятся.

Я понимаю, почему к нам такое пристальное внимание, даже почему Громадское о нас публикует столько критики. С нас больше спрашивают, потому что мы поставили высокую планку. Мы постепенно пройдем везде. Мы дойдем до каждого жителя Украины, и на оккупированные территории, и в Крым.

Что должно быть с русским языком в Украине?

У нас есть закон о языке, он принят.

Ты его поддерживаешь?

Абсолютно поддерживаю. Русский язык есть кому защищать, и некоторые дозащищались до того, что к нам пришли в военных сапогах. Польский язык есть кому защищать. Венгерский язык есть кому защищать. Румынский язык есть кому защищать. Болгарский язык есть кому защищать. А украинский язык, кроме украинцев, защищать некому.

Если мы не защитим его, в том числе с помощью закона о языке, то этот язык рано или поздно исчезнет. А язык является одним из основных форм национальной идентичности, которая нужна украинскому народу сегодня, чтобы противостоять вызовам.

Мы понимаем и ценим то, что Украина — страна людей разных культур, разных национальностей, разных языков. Первые две жертвы на Майдане, хочу напомнить, были армянин Нигоян и белорус Жизневский.

Я был недавно в музее АТО в Днепре. Я всем вам очень советую туда пойти. Там есть стена смс, которые отправляли с фронта во время тяжелого боя своим родным солдаты. Большинство смс там — на русском языке. Они воевали с украинским флагом за Украину.

Украиноязычные патриоты, например, в западной Украине — с ними Путин борется танками и газовой трубой, экономикой. И они противостоят, и мы будем противостоять и не дадим Путину зайти к нам ни танками, ни газовой трубой. К русскоязычным украинцам и патриотам Путин пытается достучаться еще одним оружием, наиболее опасным и коварным, через сердце и душу. И как раз на этих русскоязычных патриотах Украины большая ответственность.

Не нужно спекулировать на этой теме. Надо дать возможность понять всем, что каждый сможет свободно владеть своим языком и поддерживать свою культуру в Украине.

Какая идеология вашей партии?

Я мечтаю о том времени, когда в Украине будет две партии или две идеологии — левая и правая. Социал-демократическая и консервативная.

Для нас сегодня важно прийти первой партией, которая начинает с принципов. Для нас сегодня фундаментальными являются принципы: отсутствие двойных стандартов, не продажная политическая позиция при любых условиях, показ собственного примера, признание собственных ошибок, умение находить компромисс в тактических вещах, но никогда не переходить «красные линии», нести политическую культуру — вот наши основные принципы. У нас в команде есть люди с разными позициями по некоторым вопросам, и это нормально на этом этапе.

Для того, чтобы люди могли сориентироваться, вашу партию можно назвать правоцентричной?

Я бы сказал так — сегодня мы центристская партия, которая объединяет Украину.

Какие у тебя отношения с Виктором Пинчуком?

Я его вижу на форуме YES временами и два раза в год на заседании наблюдательного совета музея «Бабий Яр».

Мои коллеги подсчитали, что, по отчету, вы по рыночной цене покупаете рекламу на телеканалах. ТРК «Украина» вы заплатили 19 млн ($703,7 тыс.), «1+1» — приблизительно так же, а вот холдингу StarLightMedia, в который входят ICTV, СТБ, «Новый канал» — около 12,5 млн ($462,9 тыс.). Это какая-то скидка или просто у них вы меньше покупаете?

Я, честно говоря, не могу тебе ответить на этот вопрос. Я не занимаюсь покупкой рекламы. Я знаю, что мы все делаем «в белую», никаких договоренностей ни с одним олигархом у нас нет и не будет. Как минимум, это было бы недальновидно — мне публично рассказывать всем, в том числе на каналах Пинчука, Ахметова, Коломойского, что мы хотим, чтобы они перестали владеть вообще масс-медиа, и параллельно с кем-то о чем-то договариваться. Я считаю, что все олигархи в Украине должны перестать быть владельцами телеканалов, если они хотят заниматься крупным бизнесом.

Какое влияние на тебя имеет инвестор Томаш Фиала? Он поддерживал вашу партию, у него есть бизнес, есть медиа.

Если у Томаша Фиалa будет такое влияние на украинскую экономику, как у Пинчука, Коломойского, Ахметова, Фирташа и других крупных индустриальных магнатов, то я буду выступать против того, чтобы он владел средствами массовой информации. Я не говорю, что что-то надо забирать. Должно быть законодательство, которое четко регламентирует, что является конфликтом интересов, а что нет.

Какие у вас отношения с Томашем Фиалой?

Мы раньше были вместе соучредителями «Центра экономической стратегии». Мы вместе его придумали, с ним и с Иваном Миклошем, бывшим вице-премьером Словакии, который сейчас консультирует украинское правительство. Жаль, что не так к его консультациям прислушиваются, как должны. Но как только я стал политиком, я вышел из всех органов, и других отношений у меня с ним нет.

Сколько стоит концерт «Океана Эльзы»?

Тот, что сейчас? Бесплатный.

Сколько он обходится группе?

Это вопрос не ко мне. Этот вопрос к компании «Сюзи продакшн», которая этим занимается. Я не знаю.

Когда есть тур, сначала происходит разговор с избирателями, потом уже на этом же месте — концерт. Вы убираете символику. Но за эту аренду платит группа «Океан Эльзы»?

«Сюзи продакшн».

Но не партия «Голос»?

Нет.

А почему партия не платит, если все равно ставится сцена?

Мы не нарушаем законодательство.

Я думаю, тебя много раз спрашивали, являются ли концерты агитационными?

Концерты являются агитацией за качественную европейскую музыку и за то, как надо искренне и преданно делать свою работу. Мы это делали, делаем и будем делать. Созданием крючков пусть все, кто хочет, занимаются, в случае враждебных действий и той ужасной украинской политики, которую создавали все те, кто довел нашу страну до того, что происходит сейчас. Я надеюсь, что у всех прогрессивных, искренних журналистов и других борцов за чистоту есть лучшие и более серьезные поводы, чем концерты «Океана Эльзы» в «Туре изменений».

Я публично считаю, что мы никакой агитации не проводим.

Немало депутатов «еврооптимистов» коммуницировали с тобой в течение последнего года. Но о том, что они не попадут в список узнали, посмотрев прямой эфир.

Какой прямой эфир?

На телеканале ICTV, когда ты объявил, что в «Голосе» не будет бывших политиков, депутатов. Для многих это было сюрпризом. Кроме того, все равно в мажоритарных округах есть бывшие и действующие депутаты — Виктория Войцицкая, Виктория Пташник. Если есть такая коммуникация, как ты можешь быть надежным партнером, если люди о своей судьбе узнают из эфира?

Нет, это не так. Это не соответствует действительности.

А как было?

Мы никому ничего не обещали.

Я понимаю, что не обещали.

А в чем ненадежность?

Если ты долго общаешься с человеком, и пусть у вас нет договоренности...

И кто-то может себе ждать, а тут вдруг — он не ожидал. В чем ненадежность?

Но от политиков ждут какой-то надежной, точной коммуникации.

Ты скажи это всем предыдущим политикам. Начните с них.

Ты считаешь, что все прошло гладко?

Нет, не считаю. Я считаю, что многие в течение всего года, который предшествовал парламентской кампании, в том числе в течение президентской кампании, по 10 раз менял свою политическую позицию, ориентацию и политические лагеря, а потом вдруг удивился, что партия «Голос» заняла именно такую позицию.

Это по факту не похоже на ту люстрацию, о которой сейчас говорит команда Зеленского — не брать старых.

Мы вообще против такого. Мне кажется, что так можно зайти очень далеко. То, что говорит их команда, означает, что нам надо люстрировать всех, в том числе тех, кто у нас сейчас работает и нам помогает. По такой логике, через 2 года старыми политиками начнут называть тех, кто сейчас люструет старых политиков.

Мы не говорим о люстрации. Мы просто не нашли согласованную позицию с конкретными людьми, а с другими — нашли. Вот и все. Мы были открыты для разговоров.

Я тебе даже скажу больше — странно, если к тебе приходит определенный прогрессивный политик и говорит: я бы хотел, я бы хотела, мы бы хотели, чтобы вы поддержали именно меня, но я бы хотел идти независимо, и хотел бы, чтобы меня разные политические силы поддержали. Это что такое? Это как? Типа чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, главное — пройти в парламент. А если у нас вообще разные идеологии? Ну вы же все за Европу, все против Путина. Это ведь тоже старая политика. С этим приходило много новых политиков.