«Журналистов теперь заменили актеры, а редакторов — пиарщики», — генеральный продюсер Ярослав Лодыгин / Услышу каждого

Ярослав Лодыгин уже три месяца как генеральный продюсер Общественного телевидения. Еще он — соучредитель радио «Аристократы» и кинорежиссер, снявший фильм «Дикое поле» по роману Сергея Жадана «Ворошиловград». В июне этого года Ярослав стал членом Европейской киноакадемии.

О важности успеха Общественного для людей и страны и о самой рейтинговой программе канала, о производстве сериалов и фильмов и копродукции с международными каналами, о неуважении к аудитории и о том, какой из него вышел режиссер — в разговоре с Ярославом Лодыгиным в программе «Услышу каждого».

«Услышу каждого» с Алексеем Тарасовым — интервью с людьми, которые нас вдохновляют и заставляют забыть о плохом. Спортсмены, актеры, художники, музыканты — по пятницам в 21:15.

Главное, почему мы встретились, — ты стал новым генеральным продюсером Общественного телевидения.

Да, первым продюсером, потому что до этого такой должности не было. Была другая структура, все по-другому называлось.

То есть ты плод реструктуризации?

Я надеюсь, что я плод чего-то другого. Но без этой реструктуризации моя текущая должность не появилась бы. Я еще не стал штатной единицей.

Ты работаешь по договору?

Да.

Сначала надо узнать, какая зарплата, а потом уже соглашаться на все остальное.

Знаешь, есть такой миф, что в Национальной общественной телерадиокомпании Украины — маленькие зарплаты. Действительно, там есть очень маленькие зарплаты. Но основной тренд последнего времени — это дотянуть их до рыночного телевизионного уровня.

Как ты здесь оказался? Потому что это очень амбициозная штука — сказать себе, что я могу изменить систему Общественного телевидения, которое всегда недофинансировалось.

Мы встретились с Зурабом Аласанией зимой, за неделю до того, как его уволили. Я написал ему, что я неделю смотрел UA: Первый и там нет чего-то, за что может быть стыдно. Я написал ему после какой-то программы Майкла Щура. Мне реально было смешно. Я давно не смотрел канал, и тут — такой прогресс.

То есть это не харьковские связи?

Мы познакомились уже в Киеве. Зураб был поклонником радио «Аристократы». Он часто приходил как гость. С тех пор мы дружим. Мы встретились, я просто хотел сказать ему слова благодарности, узнать, как дела. Он спросил, чем я сейчас занимаюсь. Я как раз занимался тем, что думал, что мне теперь делать, когда мы решили отложить производство фильма «Интернат».

Это по роману Сергея Жадана.

Отложили, потому что мы с продюсером не смогли найти решение языкового вопроса.

Я знаю, что у тебя сценарий на русском.

Он и на русском, и на украинском, и на суржике. Он был написан по четким инструкциям Жадана, который у себя в романе очень четко писал, кто на каком языке и диалекте говорит в этом романе. Конечно, история о русскоязычном учителе украинского языка на Донбассе должна быть в основном русскоязычной.

Хорошо, вы отложили проект, а там Зураб говорит, что у них есть такая вакансия?

Я написал стратегию, свое видение. Я все больше чувствую, что здесь, на Общественном, надо быть. И не только мне. Пока я занимался цифровыми медиа, «Аристократами» и находился в своей резервации, я думал, что телевидение умерло.

А тут телевидение победило на выборах.

Я понял, что можно сколько угодно фильмов снимать раз в три года, но мы как общество находимся перед огромной угрозой. Учитывая, что с рынка, я имею в виду из телевизионщиков, никто не хочет идти сюда. Люди опытные, которые могли бы сделать действительно крутое общественное телевидение, по разным причинам сюда не приходят.

Почему они не приходят?

Первое — это зарплата. Генеральный телепродюсер украинского телеканала — это от $10 тыс. зарплата.

То есть ты думаешь, что нет таких идеалистов, которые понимают угрозы для общества?

Они, может, понимают, но для них на первой позиции деньги. Если ты работаешь много лет, получаешь $10-20-30-50 тыс., а тут тебе предлагают 100 тыс. гривен ($3,8 тыс.). Во-вторых, эта компания появилась не два года назад, она появилась на базе государственного телевидения УТ-1. Любой телевизионщик вышел из этого здания, из «карандаша». Например, «1+1» как канал.

Ты работал на телевидении ведущим, но ты не продюсировал.

Не продюсировал. Я был ведущим, сценаристом, диктором.

Какие первые задачи перед тобой стоят? Что ты должен сделать сейчас, в первые месяцы?

Мне бы очень хотелось, чтобы к концу года у нас появилась возможность пригласить любого зрителя включить Первый. Если мы говорим об Общественном телевидении, это не только UA: Первый, это еще UA: Культура, UA: Крым, более 20 региональных каналов в каждой области. Я сейчас в первую очередь сосредоточен на Первом.

Что ты имеешь в виду под «любым зрителем»? Что любой зритель может смотреть?

Чтобы любой зритель, который включит канал, не испытывал стыда за то, что он смотрит.

Поэтому надо исходить из того, что у меня есть. У меня есть ограниченные возможности в производстве. У меня очень мало времени, если говорить про этот год. Полгода вся компания была парализована всеми этими судами. Поэтому сейчас мы попробуем сконцентрировать все наши силы на построении новостей, потому что это, очевидно, наше конкурентное преимущество, мы действительно независимые.

На самом деле, если правильно понимаю, то главная проблема с Общественным телевидением — в том, что государство должно частично финансировать, но оно хочет контролировать. То есть Аласанию снимали с должности именно перед президентскими выборами. Что с этим делать? То есть недофинансирование есть, потому что это популистский вопрос. Выходит премьер-министр и говорит, что мы дали им, условно, 200 млн, а они хотят 600 млн. А там пенсионеры, им нечего есть, нечего пить...

А рейтинги, посмотрите на рейтинги!

Какие сейчас рейтинги? Какая судьба?

Средняя доля едва приближается к 1%. Например, у нас была прекрасная возможность увидеть, как может меняться аудитория канала, как очень сильно меняется профиль аудитории. Была премьера фильма «Донбасс» Сергея Лозницы. Аудиторию пенсионерскую и пост-пенсионерскую заменила коммерческая аудитория женщин 35+.

Сколько людей посмотрело «Донбасс»?

Под миллион.

Что делать с тем, что государство хочет контролировать общественное телевидение, из-за чего мы не можем построить БиБиСи?

Вопрос недофинансирования — это одна из гигантских проблем в компании. Согласно закону, это 0,2% из бюджета. И еще ни разу не было, чтобы его полностью профинансировали. Я не уверен, что мы смогли бы за год показать соответствующие результаты, если бы нас профинансировали полностью. Построение такого канала будет занимать время.

В радио это чуть быстрее происходит. «Украинское радио» — одна из самых рейтинговых станций в Киеве среди всех разговорных. Но радио — это быстрая технология.

Я не чувствовал на себе еще никакой попытки государства контролировать то, что здесь происходит. Я допускаю, что так было зимой, какие-то попытки. Есть непонимание представителей власти: мы направляем столько денег и не можем сюда прийти и что-то рассказать. Действительно, у них такой возможности нет.

Кроме серьезных, самых больших в компании проблем с недофинансированием, есть другие проблемы. Они больше касаются нас самих, нашего коллектива.

Я знаю, что вам здесь не рады. Новым людям, которые приходят, занимают свои места на 18 этаже. Ты чувствуешь это? Что с этим делать?

Это есть. Есть еще усталость даже тех людей, которые пришли уже в последние 5-7 лет. Они уже видели всяких реформаторов. Есть очень много людей, которые просто ждут, когда мы упадем, когда у нас закончатся силы и идеи. Но это, насколько я знаю, происходит в любом министерстве, в любом месте, где проводятся реформы.

То есть ты не приходишь с командой десяти человек?

Я сейчас ее формирую. Сейчас к каналу присоединяются очень крутые люди, которые на рынке стоят гораздо больше. Которые приходят сюда, понимая, как важно именно сейчас заняться Общественным вещанием.

Например, Сергей Кривошеев, один из лучших креативных маркетинговых директоров. Он пришел в промоотдел, которого не существовало. У нас было телевидение без промоотдела. Вместе мы работаем над новой бренд-платформой.

Каждую неделю хожу по этажам и что-то нахожу: спортзал, четыре кинопросмотровые, бункер от ядерной войны. У нас огромный архив с 1917 года, который надо спасать и монетизировать. Компания не умеет зарабатывать деньги. Это тоже одна из моих задач — думать о том, как мы можем дополнительно зарабатывать.

Главный хедлайнер — Щур (телеведущий — ред.)?

По рейтингам — нет.

А кто?

Ты удивишься. Во-первых, это новости. Во-вторых, была программа «Фолк-мюзик», сейчас это UA: Фолк.

Там, где бабушки поют?

Нет, последние годы ты пропустил, там и Алина Паш пела. Сейчас мы немножко переформатируем, потому что терять народную музыку не хочется.

Для кого ты хочешь работать?

Мы же Общественное, должны искать выходы на все аудитории.

Ты же знаешь, что ни один из украинских телеканалов не зарабатывает. Что все они дотационные, с большими шоу, большими рейтингами. Их используют для своих нужд те, кто ими владеет. Что при этом делать Общественному, чтобы его смотрели, когда государство является твоим акционером?

Для меня основная цель — чтобы через два-три года мы как компания научились производить сериалы и фильмы. Все ценности, которые заложены в идею Общественного телевидения, прогресса и гуманизма, которые в наших условиях мы реализуем в темной студии, с СД-камерами, с музейным светом — конечно, это не набирает рейтинги, и никогда не будет набирать. Я верю, что только с помощью фикшн, художественной формы, через эмоции, через сердце можно такие ценностные штуки продвигать вперед.

Я понял — ты режиссер, ты дебютировал с большим фильмом «Дикое поле», и ты делаешь для себя такую хорошую среду, чтобы снимать фильмы на базе Общественного. Я пытаюсь понять твою мотивацию — зачем ты сюда пришел?

Потому что пригласили. Я правда горю этой идеей, это очень важно. Но не для себя.

Мне кажется, что это нормально — ВВС снимает свои фильмы, сериалы, RAI, PBS. Все общественные вещатели производят и фикшн-контент. Я больше скажу, что ВВС в Великобритании критикуют, как и Общественное в Украине, только на другом уровне. «Вы проиграли зрителя. Вы привели к Брекзиту. Мы вам платим деньги, а что вы за них производите? Может, вас надо закрыть». От разных политиков и людей. Но все общественные вещатели производят художественный контент.

Я работал с кинематографистами. Кинематографисты не представляют, какие возможности есть у Общественного как у члена Европейской ассоциации общественных вещателей в коллаборации над таким контентом с ВВС, RAI. Сейчас много запросов, чтобы сделать что-то вместе с Украиной, особенно после сериала «Чернобыль».

Мы сейчас запускаем несколько сериалов в разработку, я надеюсь, что через два-три года мы увидим их. Я надеюсь, это будут международные проекты.

Ты понимаешь, что единственное, что умеет и знает новый президент — каким образом делать телевидение. Я немного разговаривал с экспертами этой отрасли, они говорят, что единственное хорошее, что они могут сделать на самом деле — это изменить Общественное. Они могут прийти сюда и со своими разработками, с тем, что они делали на «плюсах», «Интере» и где-то еще?

Они уже не могут сюда просто прийти, потому что в таком случае Общественное вновь становится государственным или президентским. Возможно, какой-то специалист, эксперт, который хотел бы, мог бы прийти и предложить себя в качестве члена команды. Более того, я на самом деле хотел бы сделать «колл» для журналистов, которые уже покинули профессию. Которые, как и я, когда немного столкнулись с украинским телевидением, решили, что не будут иметь с ним никаких общих дел.

Почему ты не хотел иметь с украинским телевидением никаких общих дел?

Первое, что меня возмутило — это неуважение к аудитории. От умных людей, которые занимаются украинским телевидением, любят слушать джаз, интересуются наукой, читают английскую и американскую прессу. Ты приходишь к ним, а они: эти бабушки...

Контент должен быть для тупых?

Так вот они отупили всю страну.

И этот контент победил.

И будет побеждать. В основном актеры заменили журналистов, а пиарщики — редакторов. А продюсируют этот информационный контент люди, которые вчера занимались талант-шоу. Поэтому у нас есть ряд информационных каналов, которые сейчас формируют информационное поле. Но я не занимаюсь новостями. Я хочу помочь им стать красивее, направить туда ресурсы, возможно, создать программы вокруг новостей, которые обсуждали бы новости, анализировали бы их. Я хотел бы видеть здесь людей, которые бросили телевидение, но немного в него влюблены.

Что будет с радио «Аристократы»? Вам исполнилось пять лет. Пять лет вы работали, может, не для огромной, но для умной аудитории, которая слушает джаз, Алину Паш.

Я думаю, все будет окей. «Аристократы» этим летом проходят внутренний переаудит, формируя новый план производства на следующие сезоны. С момента, когда я войду в штат Общественного, мне придется отказаться от своей части в «Аристократах».

Радио «Аристократы» же зарабатывает деньги. Не пользуется грантами, чем я горжусь. Я точно думаю, что гранты — это деструктивная для медиа штука.

Ты уходишь из «Аристократов», потому что твои амбиции больше и шире того, что ты делал на этом радио?

Дело не в амбициях. Может, это немного пафосно звучит, но мне надо поработать над этим делом. Я не думаю, что буду тем кирпичиком, который здесь встанет и все решит. Общественное будет строиться и строиться. Не будет такого момента, когда все скажут: все, мы закончили, а дальше оно как-то само.

Ты должен понять, что профессиональный аудит не проводили. Каждый человек, который приходил сюда как руководитель до того, как пришла команда Зураба, видел безусловное государственное финансирование, делал освоение бюджета, приводил свои команды. Руководители уходили, а люди оставались. Увольнять кого-то очень трудно, но сокращение было в два раза. Несколько лет назад здесь было восемь тысяч человек.

Сейчас четыре тысячи?

Примерно.

Это с регионами?

С регионами. Должен быть проведен профессиональный аудит. Есть люди, которые работают в производственных отделах и, к сожалению, не могут или не хотят работать с динамичным современным оборудованием. Или постановщики, которые уже не могут залезть куда-то по лестнице, чтобы что-то поменять или подвесить.

А привидения здесь есть? Ужасы тебе не снятся?

Есть такие истории. Одна женщина тут работала, она уже много лет здесь не работает, насколько я знаю. Но для меня это символическая история. Здесь больше 20 этажей, а она не могла пользоваться лифтом, потому что у нее была клаустрофобия. У нее день так выглядел. Она добросовестно приходила на 9:00, поднималась на 9 этаж, брала бумажку и несла ее на 6 этаж вниз, отдавала. И уже к шести спускалась вниз.

Здесь наложение советской корпоративной культуры на постсоветскую, на какие-то попытки современных западных историй, здесь очень интересно.

Был ли ты обижен на аудиторию за то, что она не пришла на «Дикое Поле» в тех объемах, в которых ты хотел бы? Потому что «Дикое Поле» не стало хитом проката.

Я не обижен.

Как описать эти чувства?

Вопрос не только во вкусах, предпочтениях аудитории, но и в том, как работает система наших кинотеатров. Как работают наши дистрибьюторы, продюсеры. И мои ошибки.

Сложная история. Украинский кинотеатр, кинозритель не слишком готов к такого рода фильму, жанр которого трудно определить.

Я считаю, у вас лучшая промокампания из украинских фильмов, вы были везде, даже на троллейбусах. Вы были в «Сильпо».

Это иллюзия твоей Facebook-ленты. Киевская иллюзия. В регионах нас не было. Если ты не смотришь телеканал «Украина», то ты ничего не знаешь об этом фильме. Если ты живешь в Бердянске, то ничего, скорее всего, не знаешь об этом фильме. Если ты не читаешь модерновые украинские интернет-издания, то ты не знаешь об этом фильме, и никакой наружной рекламы не было.

За день до выхода в регионах я звонил продюсеру: когда и в каком кинотеатре мы выходим в этом городе? За день мы не были расписаны. Как можно планировать рекламную кампанию, если ты не понимаешь, в каком городе продаешь свой продукт, а в каком — нет?

Окей, а что сейчас с «Интернатом»? Ты сказал, что вы отложили этот проект. Вы должны согласовать между собой, каким будет сценарий, как будет выглядеть фильм. Вы осваивали локации?

Это знакомство с фронтовой линией, с городами, которые описаны. С фотографиями, которые помогают продвигаться. Затем я написал сценарий, первый вариант, а дальше мы начали обсуждать законы, ограничения, в какой-то момент с Сергеем решили, что мы не можем пойти на компромисс и сделать этот фильм с учетом того, что в Украине его все равно не посмотрят.

Никого не хочу обижать, но говорят, что не очень справедливо, что ты монополизировал литературу Жадана. Дайте другим людям эти богатства!

Во-первых, я знаю еще одного режиссера, снимающего с Жаданом.

Сергей Лозница?

Нет. Лозница не снимает с Жаданом. Есть фильм по «Депешмоду» — Лукьяненко его, кажется, зовут. Я надеюсь, что «Ворошиловград» через 10-15 лет кто-то другой снимет. По «Интернату» опцион принадлежит Володе Яценко, а не мне. Просто есть возможность у Сергея выбирать режиссеров. Нам с ним комфортно работается. А что Лозница снимает?

Он хочет снимать «Интернат».

Я знаю, что Сергей этого не хочет.

Я думаю, если бы вы оба экранизировали эту книгу, это были бы очень разные фильмы.

Мне кажется, что «Интернат» — история, наполненная любовью к людям, гуманизмом, она похожа в этом плане на «Старик и море» Хемингуэя.

Это очень талантливый режиссер, но любви к людям я не видел в нем. Мне очень не хотелось бы, чтобы это был Лозница.