Золотой горизонт: как добывают уголь в шахтах под линией фронта

Город Золотое, как и многие населенные пункты на Донбассе, строили вокруг шахт. Их здесь несколько, и все они расположены вблизи линии фронта.
Одна из них, шахта «Золотая», находится в поселке Стахановец, который сильно пострадал от обстрелов. Рабочие этой шахты все три года войны продолжали добывать уголь.

Громадское посетило шахту и узнало, в каких условиях работают прифронтовые горняки.

Без права на остановку

Два огромных колеса, гул насоса, красное здание и пустой стенд, на котором написано «Доска почета». Чуть ниже — еще один щит с надписью: «Ими гордится шахта». Он тоже пустует. В траве неподалеку от стендов беспородные собаки доедают остатки чьих-то котлет. Это —шахта «Золотая». Крайняя на линии фронта из тех, которые вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения продолжают добывать уголь.

Нынешний трудовой штат шахты вместе с наземными сотрудниками составляет 469 человек. Каждый день они откачивают воду, чтобы не затопило соседние шахты на подконтрольной территории, спускаются под землю и продолжают вырабатывать уголь. Изо дня в день все три года войны шахтеры долбят здесь породу.

Шахта «Золотая» продолжает работу вопреки войне Фото: Евгений Спирин / Громадское

Работа проходит в четыре смены, шахта не останавливается ни на минуту. Даже во время сильных обстрелов, когда шахта была обесточена и затоплена, работники нашли способ поддерживать жизнь предприятия.

«На данный момент отрабатываем один пласт. Раньше были годы получше, добывалось угля порядка 1000 тонн в сутки. Сейчас — очень маленькая нагрузка. Мы работаем на поддержание, это до 2000 тонн тысяч в месяц, потому что мы работаем на линии фронта. До войны у нас было 1000 работников, теперь осталось меньше половины», — рассказывает директор шахты Игорь Новоселов.

Сейчас директор при параде —в пиджаке. Еще месяц назад, когда мы сюда попали случайно, видели, как директор тащил на себе отбойный молоток, утирался закопченной униформой и говорил, что валится с ног от усталости.

Директор шахты «Золотая» Игорь Новоселов рассказывает, что с началом войны количество работников уменьшилось вдвое Фото: Анастасия Власова / Громадское; Евгений Спирин / Громадское

Он сам спускается в шахту, а когда были сильные обстрелы, пару раз ползал к кнопке насоса и, стоя по колено в глине, спасал шахту. Так рассказывают его коллеги.

«Когда начались обстрелы — люди поразбежались. Я их не виню. Соседняя шахта, «Первомайская», находится на территории самопровозглашенной «ЛНР». Там уже два года не откачивали воду. Часть воды уже пришла к нам. Раньше водоприток был 250 кубов в час, сейчас — 600. Дальше будет только хуже. Вся вода придет к нам. Нам очень тяжело», — продолжает Новоселов.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:В ад и обратно: история любви в прифронтовом интернате

Игорь Новоселов не всегда «при полном параде» - во время сильных обстрелов вместе с другими шахтерами спасал шахту от затопленияФото: Анастасия Власова / Громадское

Пока директор рассказывает о проблемах и нормах угля, настает черед дневной смены. У входа в здание из красного кирпича толпятся мужчины. Один из них кричит: «Какой канал?»

Отвечаем: «Громадське».

Мужчина машет кулаком и кричит: «Какой Первомайск? Он под «ЛНР». Где вы, уроды, два года назад были, когда нас всех жужалкой сыпало? Хоть бы кто про нас вспомнил да приехал. Ни одна душа не спросила про нашу жизнь». Друзья успокаивают его, оттягивают в сторону.

— Да, не горячись, никто больше не приедет сюда. Не груби людям, из Киева добирались.

— Киева… Зажрались они в Киеве своем, только налоги им подавай. Дань, натуральная, как басурманам… — парирует мужчина, но успокаивается и отходит в сторону.

Жизнь среди терриконов и чабреца

Наперевес с сумкой, в которой лежит «тормозок» — пару бутербродов, луковица и кусок сыра — стоит Саша. Тут его знают все. У Саши есть прозвище — «Горизонт 400». «Горизонт» – это этаж в шахте. Наклонная высота колеблется от 200 до 500 метров. В этой шахте — 400 метров. Саша каждый день начинает работать на глубине 400 метров.

Саша –«горизонт-400» Фото: Евгений Спирин / Громадское

Саша словоохотлив, в отличие от остальных угрюмых парней, он рассказывает анекдоты, которые сменяются гневными монологами о прифронтовой жизни и воспоминаниями о жене.

— Я тут родился, понимаешь? Да ничего ты не понимаешь. Тут вырос, среди терриконов и чабреца. Потом, чего, значит? Ну, драки, село на село, заточкой в бок кому-то. Одному, помню, ребро подрезал. Ну, училище, шахта. А куда бежать? Женился. Не в зону ж идти. Пошел в забой. Потом ребенок родился. Шахта — жена — ребенок. Так что, с 1978 ничего не поменялось.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:«Он искал СССР»: как пенсионер из России пешком дошел до прифронтового интерната в Луганской области

Из ржавых динамиков раздается скрежет, похожий на корабельный гудок. Это значит, пора идти получать номерки.

Номерки для шахтеров — как пропускной билет: со стойки берутся два номера, один для спуска, второй для подъема. Когда приходит лифт и пора опускаться в ствол, первый номерок сдается дежурному, он записывает, кто по этому номеру спустился. Второй номер остается у шахтера. При подъеме второй номер сверяется с первым и если у дежурного два номера — значит поднялись на поверхность все. Если один, значит кто-то застрял, потерялся или того хуже — был погребен заживо породой.

— Тьху-тьху, аварии — самое страшное. Если не досчитываемся номерков — сразу тревога. Все силы бросаем, чтобы понять, кто остался под землей: кто не вышел, почему он не вышел, устанавливаем причины. Если авария, то — это страх, — говорит женщина, которая сегодня на смене заведует выдачей номерков.

Металлические номерки для шахтеров, как пропуска: один жетон для спуска, второй –для подъема Фото: Евгений Спирин / Громадское

Она пытается держаться перед камерой и чеканить канцелярские слова, но человеческое нутро берет верх.

— Если авария… — она произносит уже дрожащим голосом.

В окошко засовывается Саша. Хрипит:

— Давай наряд! Горизонт-400!

Саша поворачивается и вежливо предлагает: «Пойдем со мной. У меня и печенье и кофе. Угощу. Тут всего-то 400 метров. Не видать вам такого без меня никогда».

— А там правда кофе можно пить?

— Кофе пить, мать твою етить! — шутит Саша и все, кто получают номерки начинают громко смеяться над его грубой шуткой.

Смена снарядилась, всех получили номерки, наряды, задания, все одеты в грязные робы и обуты в сапоги. Перед тем, как спускаться в шахту, делают последнюю остановку, чтобы покурить.

Толпа людей усаживается прямо на асфальт. От и без того крепких сигарет откусывают фильтры. Следующий раз покурить можно будет через 8 часов. Саша сидит на бордюре, в 10 метрах — табличка «Выбрось окурок: Взорвешься!». Он тычет в надпись пальцем и веселит смену:

— Спустился в шахту, а там пожар! Зови охрану, мужик бабу прижал!

Все смеются.

— Как раньше было: хочешь — едь на «БАМ» (Байкало-Амурская магистраль), на целину, едь Транссиб строить, а я пошел в забой. Надо было бежать, а теперь куда? Поздно.

«Последняя остановка у ствола, можно покурить» Фото: Евгений Спирин / Громадское

Саша плюет на пол и поднимается. Пора идти к спуску.

Два небольших лифта опускают шахтеров вниз. Пока все ждут лифт, можно обсудить последние слухи и мифы. Друг Саши говорит:

— А у меня из зарплаты забрали 500 гривен. На АТО. А еще солдаты наши теперь по 500 гривен за каждый выстрел получают!

— Да иди-ты, заливаешь! — парирует Саша.

Пока шахтеры ждут, можно обсудить последние слухи Фото: Евгений Васильев; Евгений Спирин / Громадское

Подъезжает лифт, скрипят двери, в маленькую кабинку набиваются люди, дежурная опускает сетку. Кабинка едет вниз. Саша остается на лавке один, у него — свой горизонт.

— Был бы ты одет получше, взял бы с собой. А так, может, в следующий раз. А теперь и мне пора. Вперед, к новым горизонтам.

Женщина у входа в шахту вздыхает: «Если бы не война, мы бы давно сами себя кормили, и угля было бы достаточно. Ну, ничего, будет день — и будет солнце».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:Жизнь в изоляции: как «дачники» из Луганска оказались в закрытом поселке на линии фронта

ТЕКСТ:Евгений Спирин