«Художники на войне — такие же, как все остальные». Вадим Кожевников о культуре в армии и художниках, которые «не созданы для войны»

«Мой хороший товарищ из Харькова ездит с куклами на фронт. Показывает их людям, и вот эти “котики”, у которых руки еще годами отмываться не будут, они такие: “А можно попробовать?”» — рассказывает Вадим Кожевников.

До 24 февраля он работал директором Киевского театра марионеток. Когда началась полномасштабная война, взялся за оружие.

В разговоре с военнослужащим и ведущим hromadske Сергеем Гнезделовым Вадим рассказал, как изменилась украинская культура во время войны, почему он за ликвидацию Министерства культуры, а также о культуре в армии, темную сторону украинцев и художников, которые «не созданы для войны».

Как Вадим Кожевников оказался на войне

Я — крымчанин, поэтому для меня война началась на Майдане, потом она переросла в аннексию Крыма, а потом поползла дальше, как гангрена.

Тогда, в 2014-м, понимал, что не имел навыков, не имел военной подготовки (у меня была срочная, но я служил в военном оркестре). Поэтому пошел в «Украинский легион» и через год прошел несколько школ. То есть в 2015 году я был готов идти на фронт.

Тогда не пошел по семейным обстоятельствам, но у нас с женой был меморандум. Я ей объяснил четко: если будет повестка, я встаю и иду туда, где буду нужен.

24 февраля 2022 года я вывез жену и дочь к теще в центр Украины. 26 февраля вернулся в Киев, а 28-го вместе с ближайшим другом мы попали в 204 батальон киевской терробороны.

Об украинской культуре после 24 февраля

Когда после первых месяцев все начали возвращаться в Киев, стрессовые моменты отрефлексировались, переросли во что-то ценностное и вылились в спектакли.

Кто-то говорит, что сработала переоценка ситуации: путин напал — и теперь мы будем смотреть украинское. Но мне кажется, что это работает не совсем так.

Культура — это такая штука, которой очень тяжело управлять. Она возникает на пустом месте. В буквальном смысле этого слова. Это как бездрожжевой хлеб — он нахватался каких-то дрожжей с воздуха, с поверхности, потому что все равно из чего-то делается. Так и культура.

Как только у нас возникает пустота на том месте, где был шансон, где были российские говносериалы — в этой пустоте возникает что-то другое. Не факт, что она суперкачественная, но это наша культура. И пусть она растет. Пусть преодолевает собственные детские болезни, пусть будет безобразной, пусть будет любой. Единственное, что важно, — это наша культура, это наше искусство.

О Министерстве культуры и УКФ

Министерство культуры — это реально «министрство них*йо». Я не знаю, чем оно занимается и чем должно заниматься.

К примеру, есть талантливый режиссер. Он встречает талантливого менеджера и говорит: «Хочу сделать такой-то спектакль». А менеджер говорит: «А я мечтаю создать такой театр». Они начинают что-то делать, через месяц театр есть. Он выходит с какой-то громкой премьерой и просто рушит всех наповал.

При чем здесь Министерство? Министерство должно создать условия. Но за всю историю независимой Украины Министерство ни разу не создало какие-либо благоприятные условия, чтобы хотя бы избавить художников и менеджеров культуры от копания в их работе чужими руками.

К примеру, ты что-то делаешь. Потом тебе приходит письмо: «А дайте нам такой отчет». И ты сидишь и думаешь: «Я уже сдал такой отчет. Я его сдал в такой департамент и такой департамент. Давайте я его еще в Министерство сдавать буду?! Зачем вы там сидите? Вы не можете запросить другие учреждения и собрать эту информацию?».

Я пять с половиной лет работал директором. У меня было ощущение, что Министерство сидит такое и думает: «А чем бы нам заняться? А давай мы запулим вот это!».

В противоположность был «Украинский культурный фонд» — крутая история в начале, когда там была Юлия Федов с командой. Для меня это было что-то просто мегапрорывное.

В 2019-м мы выиграли со своей проектной заявкой грант на спектакль, делал его режиссер Игорь Заднепряный. Он сейчас на фронте. А перед мобилизацией был главным режиссером «Первого театра» во Львове. Мы с ним вдвоем делали эту проектную заявку даже без бухгалтера и без юриста. И вот за эти несколько месяцев, которые мы общались с УКФ, я научился, пожалуй, всему, чему должен научиться проектный менеджер, театральный руководитель.

А потом в это вмешалось Министерство культуры. Такое ощущение, что Министерство поставило цель уничтожить этот институт, потому что он существовал абсолютно автономно от Министерства.

Мне тяжело анализировать последние два года, я не отслеживал, что там. Но в публичном пространстве УКФ больше нет. С тех пор как уволили Федов, там скандалы постоянные. Это значит, что институт нездоров. Он не производит, а занимается разборками какими-то.

О художниках на фронте

А чем художники отличаются от хирургов? Или от судей? Или от айтишников? Какие-то ручки не такие? Ножки не такие? Я эту историю делю не по профессиям и не по секторам, в которых мы были вовлечены в гражданскую жизнь, а по наличию инстинкта выживания. Неважно, чем ты занимался. Если мы проигрываем эту войну, ты ничем не будешь заниматься, тебя просто не будет.

Обычные украинцы, которые до сих пор не определились, говорят: «Ну, может как-нибудь перемнемся. Ну, выигрывает путин, как-то приспособимся». Уважаемые, нмх*ра вы не приспособитесь. Повторится все, что было в начале ХХ века, только умножится на 12.

Будет новый геноцид, будут новые лагеря, и, скорее всего, наше обученное, вооруженное западным оружием и мотивированное войско будет наполовину сокращено из-за казней и посадок, и его развернут в сторону НАТО.

Это не мои фантазии. Это ровная логика. Все, кто причастен к армии, так думают. Политика по «нацменам», как их называли в Советском Союзе и сейчас называют в россии, будем честными, никуда не делась. Поэтому в очень большом количестве против нас воюют дагестанцы, ингуши и чеченцы. Они не трогают «золотое кольцо», потому что это ядро электоральное, а всех остальных можно на убой.

Главное, чтобы пропаганда работала. Ибо все держится исключительно на ней. У меня родители в Крыму, я очень хорошо знаю, как работает российская пропаганда. Мозги не промыты — они вымыты полностью.

О культуре в армии

Я под культурой для себя определяю какую-то общую почву. То есть сначала есть какой-нибудь вакуум, а затем туда падают зерна и прорастают. То же в армии. Просто с войском немного сложнее история, потому что это — государство в государстве. И это нормально.

Эта точка, где мы сейчас есть, — это даже не постсоветская армия, а реально маленькая советская армия. Помимо того, что она сейчас изнутри наполнена мотивированными людьми.

Этим мы и отличаемся от российской армии. Их мотивируют бабками и страхом. Мы мотивированы инстинктом выживания и желанием строить свою страну в перспективе прав и свобод.

Украинское общество способно на такие проявления осознанности и пассионарности, на которые другие общества не способны. И армия сейчас, на мой взгляд, находится в состоянии турбулентности. Потому что армия — это такая четкая пирамидка. Здесь все по команде должно быть, а иначе она просто развалится.

Здесь горизонтальные связи работают, но обязательно должны быть легитимизированы. Даже если ты с кем-то о чем-то договорился, ты должен пойти через командира для того, чтобы потом человек, с которым ты договорился, что-то сделал.

Самая большая проблема — это персональное отношение к любой военной единице как к ценностному элементу всей армейской структуры. Это должно быть во всем.

Рекрутинговая компания — именно об этом. «Уважаемый, у тебя что?» — «Повестка». — «Ты кто?» — «Я айтишник». — «Круть. Давай мы поговорим с тобой, что ты можешь, что ты умеешь. Какие у нас предложения? На данный момент нет предложений. А давай я тебе сделаю предписание, и ты придешь, как только у меня откроется вакансия».

Вот так оно должно работать, но не работает. Мы берем айтишника и отправляем куда? Туда, где у нас ячейка не заполнена. Вот и все. И это ненормально.

Но мы не можем не меняться, это вопрос выживания. Мы должны измениться для того, чтобы выиграть эту войну. У нас просто других вариантов нет.

Это нормальная вещь, что оно происходит так болезненно и не всегда равномерно. И не всегда так, как нам хочется. Просто нужно сказать себе: «Уважаемый, успокойся, твои интересы не всегда будут учтены, и это нормально, делай свою работу». Я, по крайней мере, так себе говорю.

Возможен ли диалог с россией

В рамках этой войны мысль о диалоге звучит дико. Но, конечно, какой-нибудь диалог будет. Мы же воевали за свою историю с литовцами, с татарами, с поляками. А сейчас мы не просто общаемся с ними — у нас есть связи, договоренности.

Но что касается россии, то сейчас каждый хочет выбить для себя возможность вести этот диалог с позиции победителя. Это и наша, и их цель.

Если россия победит, им вообще не нужен будет диалог. Они просто ассимилируют людей, развернут армию и будут воевать до последнего украинца. Они не зря об этом говорят — это их план. И в этом наша разница.

Мы будем вести диалог, но конечно с тем, с кем нам интересно его вести, кого мы будем считать перспективным. Потому что это рынок и это ресурсы.

Но до того момента должна произойти какая-нибудь примитивная рефлексия. И здесь будет огромный спрос на художников, которые будут снимать фильмы, писать картины, устраивать выставки.

Я очень хочу верить, что этот культурный бум, который у нас начался, — это только начало. Сейчас нет рефлексии — мы внутри процесса, внутри стресса. Как только мы начнем с этого высходить и смотреть на это со стороны, как только начнется процесс рефлексирования — я думаю, наш культурный продукт станет намного больше и разнообразнее.

О милитарной культуре и гражданских

Я считаю, что в диалоге с россией очень важно, чтобы внутри нашего общества была выстроена необходимость быть милитаристскими. Это как в отдельных американских штатах. Презумпция уважения. Ты никогда не знаешь, кто перед тобой. Не знаешь истории этого человека, его психологического состояния. И ты не знаешь, сколько у нее при себе стволов. Поэтому я тебя уважаю, но есть предел, который я не хочу, чтобы ты пересекал. Люди держатся на расстоянии друг от друга, потому что понимают, что это вопрос выживания.

Я не левый человек. Либеральные ценности — это классно, но я не понимаю, как Украина может выжить сейчас с полным набором западных либеральных ценностей. Сейчас как никогда пора наконец решить, должны ли украинцы в гражданской жизни носить оружие при себе или нет.

Милитарная культура — это не только о том, как правильно относиться к военным или службе. Это о том, что быть милитаризованным — круто. Уметь пользоваться оружием — круто. Иметь дома оружие — круто. Должно быть эмоциональное вовлечение.

Об уклонистах, кумовстве и амбассадоры ВСУ

Это темная сторона общества. С одной стороны, оно абсолютно четко способно пассионарным вещам, как-то выйти на Майдан с деревянными щитами и двигаться против вооруженных «беркутовцев». А с другой стороны — «порешать» с кумом и «откупился — красавчик, пошли пивас бахнем».

Должны быть амбассадоры. Конкретный пример — это моя жена. Она совершенно не толерантна к людям, которые не уважают армейцев, которые «решают» и так далее. Даже я более толерантный. Когда она заходит куда-нибудь, даже если какие-то разговоры шли об этом, они просто прекращаются. Она смотрит на людей так, что им становится стыдно, что они об этом говорили.

Другой пример. У меня есть друг, художник из Харькова Валерий Дзех. Он создал Малый театр марионеток в Харькове, а с началом полномасштабки все бросил, взял кукол и поехал на фронт. Поехал как гражданский человек и мотается по линии столкновения — без БРки, без военного билета, ну просто безумный идиот с точки зрения нормального человека. Но, с другой стороны, он говорит: «Я просто знаю, что если я призовусь, то не смогу этого делать, а я делаю терапию. Я приезжаю с этими куколками, я их показываю людям, и вот эти “котики”, у которых там руки не отмываются и еще годами отмываться не будут, они такие: “А можно попробовать?”» . Он делает большое дело и невероятно преданное.