Враг в 20 метрах. Как пограничник держал позицию, рядом с которой уже были россияне

Собратья пытались уничтожить российскую группу, которая так нагло влезла на позиции. Однако враг не давал заднюю — Том до сих пор не понимает, как перекрытие выдержало прямые попадания российских снарядов. Даже написал прощальное сообщение своей жене — думал, если окоп засыплет землей, то потом его откопают, и на найденном телефоне будет последнее известие от него.

Тому повезло — он уцелел и выполнил боевую задачу. 2024 год пришлось встретить в окопе, а уже потом друзья накрыли праздничный стол — чтобы встретил Новый год еще раз, уже вместе и в безопасности. Тогда же командование представило пограничника к награде. Правда, документы до сих пор где-то «ходят».

Когда муж ушел на фронт, обещал жене вернуться через год — думал, что война дольше не продлится. Теперь смеется над своей наивностью. Молит Бога, чтобы война не пришла хотя бы в его село в Харьковской области, где остались жена и два сына.

Если бы точно знать, когда закончатся бои, было бы легче. Знал бы, сколько терпеть. А так... Сыну уже 14 лет исполнилось — скоро паспорт будет получать. Такое событие раз в жизни бывает, а я его пропущу. Но нужно победить. Я ведь не могу в семью без победы вернуться!Сергей, пограничник на позывной Том

Любовь, дети, ферма. Война…

До войны боец Том был просто Сергеем. Работал на животноводческой ферме, растил детей и любил свою Алену. Они с женой сверстники — обоим сейчас по 33 года. Познакомились еще подростками. Несколько лет встречались, а как исполнилось по 18 — женились. В 19 впервые стали родителями. Через два года родился младший сын.

Любовь Сергея — это когда покупаешь бывший колхозный недостроенный дом, в котором одни стены, и самостоятельно приводишь его в порядок. А в 20 лет с женой и сыном вселяешься в свой собственный семейный дом. Когда с двумя маленькими детьми на руках зарабатываешь на лечение жены, потому что у нее почти одномоментно прорываются две язвы, возникает гнойный перитонит и застойная пневмония.

Когда возишь ее из больницы в больницу, ища спасения, потому что даже санавиация отказывается брать ее на борт, чтобы не умерла по дороге. Когда много лет спустя помнишь фамилии врачей, которые спасли любимую. Помнишь, что она провела в реанимации месяц и 18 дней. А на фронте думаешь, что сейчас посевная, а на Алене — и огород, и скот, и дети, а ведь ей нельзя никакого физического напряжения…

Алена хорошо понимала, как с ее болезнями и частым лечением в стационарах будет трудно удерживать детей и хозяйство, если Сергей уйдет на войну. Однако женщина отпустила его — знала, что для мужа это важно.

«У меня друг был, он в АТО еще воевал. Как только россияне в феврале 2022-го поперли, он с первых дней был на фронте. Погиб через полгода, в августе. Похоронили мы его, и что-то после этого произошло со мной.

Работа у меня была хорошая, в семье все хорошо… А мне плохо, тоскливо, я сам себе противен. Думал все время, что у друга дети сиротами остались, потому что он и за моих детей погиб, и за меня тоже. И так меня это пекло, что я поехал в ТЦК и попросил повестку», — вспоминает Сергей.

Бывший фермер в армии стал специалистом по радиоэлектронной борьбе.

«Это было в ноябре 2022-го. Меня отправили в учебный центр, а потом я попал в Харьковский пограничный отряд. Выполнял боевые задания на Харьковском направлении, потом мне предложили работать со станциями РЭБ».

Сто раз прощался с жизнью

27 декабря 2023 года с Томом на задание под Клещиевкой пошел совсем молодой паренек на позывной Дэш. Для него это было первое боевое дежурство. Вдвоем они притащили на позицию станцию РЭБ, установили, замаскировали. По приказу командира периодически должны были включать и создавать радиопомехи для врага.

Под обстрелами вылезаешь из окопа — проверяешь, не повредило ли станцию; вытаскиваешь блок питания, чтобы подзарядить от генератора — нелегкая работа.

«Эти блоки весят 10-15 кг, а на точку к генератору их метров 400 нужно было нести. Так мне на это порой и 30 минут не хватало — россияне бьют, ситуация постоянно меняется, а еще назад надо дойти», — вспоминает военный.

В тот день, в конце года, Том не заметил россиян, когда те приближались к его окопу: «У меня сектор видимости был ограничен. Ситуацию дроны мониторили, но россияне с поля шли — оператор дрона, наверное, подумал, что это наши, и пропустил их. Они обошли нас и заскочили в соседний окоп. Только тогда их засекли».

Тот окоп был длинный, раскидистый. Вывел россиян вплоть до позиций в тылу Тома. Оккупанты забросали позиции гранатами, применили газ.

Пограничник вспоминает, что россиян пришлось долго выкуривать с позиций, потому что весь окоп был порыт «лисьими норами»: «Наши пробовали их достать, заставить засуетиться, чтобы они по окопу забегали, дронами их тогда можно было бы выбить. Сделать смогли это только через сутки. Один из россиян заблудился посреди окопов — взяли в плен, а остальных в бетонном блиндаже гранатами забросали. Затем 7 российских тел в нем обнаружили. А сколько их там было живыми — трудно сказать».

Все те сутки Том и Дэш выполняли команду «не передвигаться по позиции». Вступить в бой они не могли — можно было ударить по своим. Однако были готовы сражаться врукопашную, если вдруг враг заскочит в их окоп.

Наши позиции под Клещиевкой были россиянам хорошо известны, пристреляны. Я раз сто с жизнью прощался — больше всего боялся, что плитой нас придавит. А ведь надо было станцию обслуживать. Она сутки не работала, пока россияне в 20 метрах от нас были.Сергей, пограничник на позывной Том

Вдвоем военные были не все время — иногда Том выползал из окопа подзаряжать блоки питания. Их с Дэшем окоп — около 8 квадратных метров. Он был проходной позицией: ребята идут на другие позиции меняться — укрываются при необходимости. Во время того дежурства набивалось по 17 и более человек.

«Обстрелы ужасные, мы с Дэшем “трехсотых” затягивали к себе, голосом им сигнал подавали, куда идти, пытались помощь медицинскую оказать. Они у нас по 3-4 часа укрывались, а порой и больше. Как мы с напарником в живых остались — не знаю. Это просто фарт», — удивляется военный.

Новый, 2024-й

Поздним вечером 31 декабря к Тому с Дэшем пришла замена. Но как только они собрались выходить — опять валит вражеская артиллерия. Новый год вынуждены были встречать в окопе.

Том тогда вспоминал свои самые счастливые зимние праздники: когда они с Аленой въехали в свой дом. Никто им тогда не был нужен: ни родственники, ни друзья. Встречали вдвоем, пили шампанское, ели вкусности, мечтали. А теперь он под обстрелами, на торжественный ужин — четыре энергетических батончика, немного воды и смертельная усталость последних пяти дней.

Планировалось, что Том и Дэш будут на позиции три дня, так что и провизии с собой много не брали: «Когда собирался на задание, как всегда, взял с собой 8 батончиков и 4,5 литра воды. Хотя и знал, что эти три дня могут превратиться в неделю — это уже как ситуация сложится. Больше еды не брал, потому что еще нести оборудование, кабели».

На позиции есть невозможно — стресс безумный, трупный запах. Хоть с ног до головы одеколоном облейся — он всюду. Я до войны на животноводческой ферме работал, скот приходилось забивать — и ничего, ел спокойно. А здесь нет. Было такое, что заходил на позицию с весом 85 кг, а возвращался — 74 кг.Сергей, пограничник на позывной Том

Первого января Том и Дэш наконец-то вышли из окопа. Бронетранспортер доставил Тома в Константиновку, а затем машиной в Дружковку, где его уже ждал праздничный стол, накрытый другом еще 31 декабря. Он верил, что пограничнику все-таки удастся выйти с позиции.

Но прежде чем праздновать, мужчина удалил черновик сообщения — того же прощания, заготовленного в окопе для Алены. Выжил!

Легко уже не будет

Когда мы разговаривали с Томом, он проходил сержантское обучение на полигоне. Жаловался, что и сейчас проблема — добиться разрешения увидеться с семьей: «Алена с сыновьями могла бы приехать в ближайший населенный пункт, но кто бы меня к ним пустил? Чего же такое недоверие у командиров к бойцу?

Я добровольно на фронт пошел, так неужели бы удрал, если бы меня отпустили к семье? Я в армию шел, надеясь, что полковник с солдатом — это прежде всего собратья, а потом уже один командир, а второй — подчиненный. Не всегда так получается».

Том говорит: понадобился почти год войны, чтобы почувствовать себя уже «битым» парнем. Но и сейчас страх никуда не исчезает, а иногда растет.

«Когда в 2022-м впервые шел на позицию, будто ничего и не боялся. 300-е? Что это? 200-е? Не про меня. А теперь иду и думаю: тут собрату ногу оторвало, второго здесь убили. Смотрю на окоп: если меня ранят, как отсюда выползти, как до эвакуационной машины добраться? Я до войны даже не представлял, как сильно можно хотеть просто выжить».

Пока военный не знает, какие обязанности ему придется выполнять в подразделении после сержантских учений. Впрочем, Тому нравится получать знания и открывать новые возможности.

«Я сначала только автомат знал, пока мне не доверили быть проводником: за многие километры водить группы на позиции и забирать их оттуда. Под обстрелами через минные поля. У меня ни один боец не погиб, когда я вел группы. И ни один не убежал. Затем РЭБ освоил. Теперь будет что-то новое. Я и сыновьям своим говорю: учитесь постоянно, не подводите меня, не обращайте внимания, что школа дистанционная, потому что без знаний никому в жизни не будете нужны», — говорит боец.

Том с горечью вздыхает от осознания того, что его сыновья стали детьми войны. Понимает, что после победы ни им, ни ему уже легко не будет. Придется поднимать жизнь из руин, а это на годы. Поэтому просит детей запомнить войну и не забывать, кто наш враг и что он делал с нашей страной. Чтобы никто потом не смог вбить им искаженную историю их Родины.