«Самое тяжелое то, что я, военный, не мог себя защитить, потому что только "рыпнусь" — пытают сильнее». Прийти в себя после плена

Сейчас женщина проходит реабилитацию во львовском Центр ментального здоровья является подразделением реабилитационного центра UNBROKEN, действующего в составе ТМО №1 г. ЛьвовЦентре ментального здоровья.

«Психика людей, прошедших плен, испытывает глубокие травмы — из-за насильственной изоляции, пыток, унижения достоинства. Эти люди не раз заглядывали в глаза смерти, пережили очень тяжелый стресс. В плену уровень опасности, страха так велик, что сознание уже не может эту ситуацию контролировать. Там человек выживает благодаря инстинкту самосохранения — это всегда недоверие к другим и к ситуации. Поэтому после плена психику бывших пленных нужно адаптировать к безопасным условиям жизни», — отмечает руководитель Центра ментального здоровья Олег Березюк.

Что значит — адаптироваться к жизни после плена? Одинаков ли процесс адаптации у мужчин и женщин? Каких ситуаций нужно избегать, чтобы не напоминать человеку об угрозах плена? Почему после плена нужен психотерапевт?

hromadske поехало во Львов, чтобы со специалистами Центра ментального здоровья и его пациентами разобраться, в какой помощи от психотерапевтов нуждаются бывшие пленные.

От эйфории к депрессии

У каждого, кто побывал в лапах россиян, своя история. Однако по словам военной Марьяны Мамоновой, которая прошла российский плен, все они, возвращаясь домой, проходят один путь. Первоначальный его этап — эйфория от внезапно обретенной свободы. Со времени освобождения Марьяны прошло более двух лет, и сейчас она уже как психотерапевт помогает военным, бывшим пленникам кремля.

«Первый месяц дома после плена у меня был очень насыщенный: я крестил детей своих друзей, гулял на свадьбе, принимал приглашения на дни рождения. Я постоянно куда-то к кому-то ехал, постоянно какие-то события», — делится Тимур, бывший офицер 36 бригады, который провел в плену более двух лет.

«Мне хочется наверстать все, что я пропустила в плену, — современную моду, магазины, театры, прогулки. Все интересно, все меня радует, все хочется знать», — добавляет Ирина, бывший повар полка «Азов», которая провела в плену два с половиной года.

Марьяна Мамонова говорит, что такая радость жизни длится около двух месяцев. Человек стремится реализовать все, о чем мечтал в плену. А потом эйфория заканчивается.

«В плену ты бросал все свои ресурсы, чтобы выжить. А теперь начинаешь анализировать ситуацию, и пережитое тебя удручает. Человек проваливается в депрессию, избегает общения. Но ему не от социума хочется убежать, а скорее от самого себя. На непонимание со стороны родных и знакомых человек начинает отвечать злостью. Иногда мне кажется, что вернувшиеся из плена люди долгое время сами не знают, как они хотят, чтобы с ними общались. Потому что не знают, какие они сейчас и насколько масштабно их изменил плен», — рассказывает Марьяна. Весной 2022 года она попала в плен как врач 36 бригады и была освобождена спустя почти пол года, буквально за четыре дня до своих родов.

По ее словам, из-за депрессии, стремления к уединению, агрессии проявляется реальное состояние травмированной психики бывшего пленника.

«И это нормально. Таким образом организм сигнализирует о своем эмоциональном, психическом истощении. В этот момент обязательно нужно обратиться к психотерапевту, чтобы вместе с ним пройти этот этап. Самостоятельно преодолевать эти проблемы очень сложно», — отмечает Марьяна.

Но сам факт обращения к психотерапевту еще не гарантирует успеха. Надо, чтобы бывшему пленнику захотелось в разговорах со специалистом быть искренним и откровенным. А с этим — проблема.

«россияне быстро учат не доверять никому. У тебя в плену вырабатывается привычка молчать — чтобы не нарваться на избиение, чтобы на тебя не донесли», — говорит Вадим, офицер 35 бригады, который провел в плену более двух лет.

По словам Олега Березюка, условия пребывания в плену подрывают одно из базовых человеческих переживаний — доверие к себе, к другим людям, к среде, к своим чувствам, даже к своему телу.

Поэтому очень важно восстановить это доверие. Прежде всего — через «мостик доверия» с психотерапевтом.

«В начале общения с психотерапевтом люди говорят обо всем, кроме пережитого в плену. Они как бы отрицают свой травматический опыт. Им настолько не хочется вспоминать о пережитом, что наблюдается ухудшение памяти. И потому не надо сразу говорить с ними о плену. Нужно просто говорить — о чем им хочется. Но постепенно мы с ними все равно возвращаемся к этому травматическому опыту. Надо вспомнить все, пережить, выплакать, принять и отпустить — вот как это работает. Это длительный процесс», — говорит Марьяна Мамонова.

Женщинам — красота, мужчинам — спортзал

По словам Олега Березюка, один из самых эффективных методов работы с бывшими пленными — пролонгированная экспозиционная терапия. Это когда пациент вместе с терапевтом, которому уже доверяет, возвращается к самым драматичным эпизодам своего травматического опыта.

«Но с психотерапевтом он уже проживает их в безопасных для себя условиях. Постепенно пережитое осмысливается уже как история из прошлого. Из актуальной памяти оно передвигается в память "архивную", не имеющую эмоций. Периодически пациент сможет актуализировать для себя эту историю — это как слезы на кладбище. А потом снова перевести воспоминание в безболезненную архивную память. То есть речь идет о том, чтобы человек мог управлять своими эмоциями по поводу прошлых событий», — объясняет Березюк.

Вадим сознательно не разговаривает о плену с родителями — считает, что им достаточно боли и переживаний. Рассказывать о плену знакомым не хочет. А вот Марьяне Мамоновой — да. Потому что она может дать совет, который действительно оказывается полезным.

«Марьяна сама прошла плен. Она понимает меня. Я много говорил с ней, как надо мной россияне издевались, когда узнали, что я воюю с ними с 2014 года. Самое трудное то, что я, военный, не мог себя защитить, потому что только я рыпнусь — пытки увеличиваются. Они издеваются, а ты просто молча стоишь и выполняешь их команды. Марьяна говорила, что такое мое поведение в той ситуации было оправданным, потому что позволяло мне выжить. Вот я выжил, вернулся в бригаду и снова буду воевать. И это главное. После общения с Марьяной мне легче теперь все это вспоминать, я с ней выговорился», — рассказывает Вадим.

Сначала после возвращения он с опаской общался с людьми. Теперь уже не боится высказывать свое мнение, не избегает людей. Напротив, по совету Марьяны, ищет с ними общения.

«Я начал выходить на улицу, ходить в кино, кафе, сознательно заводить знакомства — это сработало. Мое раздражение, приступы агрессии возникают реже. Я понял, что люди не виноваты в моем плену. Плен — это эпизод жизни, и он уже прошел, а жизнь продолжается. Кстати, Марьяна научила меня гасить агрессию — посоветовала думать о чем-то приятном в жизни. Сказала, что раз такие мысли помогали мне в плену держаться, то и после плена тоже. Я попробовал — действительно, этот метод работает, отвлекает», — делится Вадим.

Тимур также избегает разговоров о плену с родными.

«Они будут плакать, а мне вместо слез нужна квалифицированная помощь. В разговоре с Марьяной я хочу выяснить для себя, как мне жить дальше. Стоит ли мне демобилизоваться сейчас или вернуться в армию? Марьяна объяснила мне, что я никогда не смогу забыть плен, но я должен сделать для себя выводы из своего опыта. Один я уже сделал: ничего не откладывать на завтра, потому что завтра может не наступить», — говорит Тимур.

По его словам, ему сейчас очень досаждает чувство вины перед ребятами: вот он с семьей, сыт, в безопасности, а их сейчас в плену бьют, они там жадны к кусочку хлеба.

«Мысли о них не позволяют мне кайфовать от жизни. Почему меня, а не их обменяли? Как мне их вытащить? Психотерапевты говорят, что из-за чувства вины проявляется мое сопереживание тем ребятам, и что так и должно быть. Вообще я могу с Марьяной говорить о чем угодно — и о политике, и об отношениях с гражданскими. После этих разговоров сознание проясняется», — делится Тимур.

Ирине сейчас очень досаждают воспоминания о российской жестокости в плену — как можно издеваться над живыми существами ради забавы? Не давать по 8 дней воды? Бить? Запрещать женщинам выполнять гигиенические процедуры?

«Психотерапевты помогают сделать эти воспоминания менее болезненными. Они не принуждают меня к откровениям, не требуют ответа, если я не хочу говорить. Разговаривают со мной очень аккуратно, как с хрупкой хрустальной вазочкой. Мне действительно становится легче на душе. Я уже не поднадзорная, я сама себе хозяйка, я дома, мой ребенок со мной», — говорит Ирина.

Особенно ей нравится в работе с психотерапевтами, что те не жалеют, а проживают с ней каждый тяжелый для нее эпизод.

По наблюдениям Марьяны Мамоновой, реабилитация у женщин происходит быстрее, чем у мужчин. По мнению психотерапевта, большую роль в этом играют разнообразные бьюти-процедуры.

«Они помогают женщине вернуть утраченную в плену женственность, стать привлекательной для самой себя. Они пробуждают у женщин желание нравиться, желание радости жизни. На мужчин лучше влияют физические нагрузки в спортзале. В нашем центре они там по 3-4 часа таскают железо под свои победные крики. Им это реально помогает. Я думаю, что срабатывают какие-то глубинные природные установки мужского пола — быть воинственными существами и побеждать», — говорит Марьяна.

Лечебное прикосновение

«Когда нас вели в баню, то обнажали, надевали нам на головы мешки — и мы должны были идти так по коридору. Мы голые, а конвой — мужчины. Конвой на тебя смотрит, зеки на тебя смотрят», — вспоминает Татьяна.

Такую практику россиян Марьяна называет разновидностью изнасилования, потому что все это делается против воли пленных женщин.

«Принудительное раздевание, пытки — это обесценивание человека через его тело. Единственный способ выдержать эту ситуацию — не считаться с болью своего тела, абстрагироваться от него. Чтобы процесс реабилитации после плена был успешным, нам нужно вернуть человеку доверие к своему телу, чтобы оно перестало быть для него объектом поругания. Один из методов — это так называемая телесная терапия. То есть способ взаимодействия с психикой человека через его тело, ведь оно впитывает информацию о пережитом травматичном опыте», — объясняет физический терапевт Лев Шпунт.

Речь идет, в частности, о специальных медленных движениях, выполняемых на теле человека. Они почти незаметны глазу, но тело их очень хорошо чувствует — и «размерзается» благодаря им.

Во время этой процедуры ладонь вместе с пальцами легонько прижимается к плечу. Если пациент реагирует на прикосновения положительно, то физический терапевт начинает касаться ног, рук, живота, спины, головы.

«Человек начинает раскрываться, осознавать свое тело. Чувства опасности, усталость исчезают, человек может даже уснуть. Некоторые расслабляются настолько, что в конце концов начинают плакать — впервые за многие годы. А проявление эмоций важно, без этого человек не проживет своей травмы», — объясняет Лев Шпунт.

К сожалению, Ирина, Татьяна, Тимур не нашли силы на телесную терапию. Вадим пошел на одно занятие и отказался от нее в пользу спортзала. Арттерапия, с ее возможностью перенести на бумагу переживания, тоже пока не привлекает моих собеседников. (Кстати, Олег Березюк объяснил, почему во время арттерапии пациентам предлагают рисовать на черном фоне. Потому что черный во многих культурах воспринимается как убежище бессознательного. Человек рисует — и словно высвобождает свои неосознанные переживания, чтобы наконец осознать их…)

«Мы считаем, что ментальная реабилитация всегда индивидуальна. Но бывшим пленным я бы рекомендовала психотерапию, телесную и арттерапию, работу с глиной, занятия спортом — это то, что поможет им нормализовать свое психическое состояние», — говорит Мамонова.

Плен догоняет

Бетонные столбики с металлическими цепями для перекрывания дороги — привычный элемент городского пейзажа. У Ирины они вызывают устойчивую ассоциацию с пленом.

«Эти цепи звенят, как наручники. Я слышу этот звук и сама себе говорю: "Нет, не может быть, что ты снова в плену, успокойся, ты дома". Но несколько ужасных мгновений я при этом переживаю», — рассказывает Ирина.

Вадим и Тимур, которых россияне пытали электротоком, из всего огромного количества звуков мирной жизни мгновенно выделяют те, которые напоминают звук включенного электрошокера, — и переживают ужасные моменты. Так же болезненно реагируют на собачий лай — подсознательно ожидают, что в следующее мгновение овчарка свалит их на землю под хохот охраны, и снова они переживут чувство абсолютной беззащитности.

«Или щелчок пальцами — от этого звука тоже все внутри замирает. Потому что таким щелчком мы в камере подавали друг другу сигнал, что охранник заглядывает в глазок двери — а это каждому из нас угрожало опасностью», — говорит Тимур.

«Мне очень тяжело сейчас слышать, как кто-то играется в кармане ключами. Потому что когда у решетки стоял мусор и тарабанил ключами, это значило, что сейчас она откроется, в камеру зайдут российские спецы и будет весело», — объясняет Вадим.

По словам Марьяны Мамоновой, даже очень качественное общение с психотерапевтом не может навсегда обезопасить бывших пленников от периодического проваливания в агрессию, негативные эмоции, депрессию. У людей на протяжении последующей жизни могут повторно возникнуть внезапные, очень сильные переживания прошлого опыта. Плен будет их периодически догонять.

«К примеру, меня триггерит запах сигарет — ведь охранники курили. Я сейчас не могу зайти в палату, когда чувствую там запах сигарет. Такое чувство, что я задыхаюсь. У меня ускоряется сердцебиение. Мне хочется найти место, где я буду чувствовать себя в безопасности — просто хочется выбежать, только не оставаться здесь, где пахнет сигаретами», — делится Марьяна.

Она отмечает, что с помощью психотерапевта бывшим пленным нужно научиться переживать такие периоды. В частности, Марьяна советует пациентам связать звуки, напоминающие им о плену, со звуками мирной, безопасной для них жизни. Например, громкие крики — с шумной веселой игрой детей на площадке. По словам Тимура, ему это почти удается…

«Да, плен будет периодически догонять. Но в процессе реабилитации очень много значит, как человек использует пережитый в плену опыт. Можно не сходить с позиции "я бедный и несчастный, за что мне была вся эта беда". А можно на основе этого опыта помогать другим. К примеру я, врач батальона, овладела после плена специальностью психотерапевта. Надо сказать самому себе: да, я пережила или пережил тяжелые, сложные вещи. Но это был результат моего сознательного решения пойти на фронт. Спросите себя, сделали ли бы вы другой выбор, если бы сейчас вернулись в февраль 2022 года. Скорее всего, нет», — говорит Марьяна.

***

А знаете, что больше всего удивляет бывших пленников в гражданской жизни? Люди. Которые жалуются на цены, погоду, безденежье или отсутствие работы.

«Люди, опомнитесь. Вы не знаете, что значит иметь проблемы. Цените жизнь», — обращается к каждому Ирина.