«Бытовуха съедает панкушность»: «Хейтспич» о панк-роке, критике и собственной миссии

Фима о «Хейтспич»

У Димы есть какая-то идея, он мне может набросать референсы, и я должен это сделать. Мы не лезем в дела друг к другу, мы полностью друг другу доверяем.

Очень давно один парень дал мне совет, к которому я тогда не прислушался, но он был правильным: в группе не должно быть демократии, должен быть только один лидер, и последнее слово должно быть за ним.

Я просто помогаю Диме реализовывать его идеи и занимаюсь параллельно другими проектами.

Дима о панк-роке

Мне кажется, что классический панк-рок — это абсолютно мертвая история уже очень давно. Любые явления — это следствие обстоятельств, вызвавших их.

Если панк делают люди, которые ходят на работу, у которых семья, свои дела, и где-то в свободное время раз в пол года они собираются и играют довольно панковую музыку — это все равно стерильная х*йня, не имеющая заряда эмоций.

Сейчас я не вижу вариантов, чтобы человек просто играл панкуху в гараже и в то же время ему не нужно было думать о ста тысячах других дел. Бытовуха съедает панкушность.

Какие-то классические приемы могут переплетаться с современной музыкой, возвращается гитарная музыка — все эти биточки в какой-то мере до сих пор существуют. Это все работает в синергии, это уже что-то новое.

Гипер-поп — это в определенной степени и есть новый панк. Мы привыкли считать, что панк-рок — это гитара, бас, ударные, а на самом деле это немного изменилось, и мы этого еще не поняли.

Фима о том, почему нет украинского панк-рока

Я видел очень много групп, которые могли стать популярны, но они не доводят до конца свои дела. Если у группы нет песен на платформах — ее не существует для обычного слушателя.

Панк-группы просто не могут скинуться деньгами на запись, не могут собрать деньги на клипы.

Когда вы начинаете функционировать как музыкальная группа, то должны делать очень много дел, которые не хочется делать: продвигать музыку, давать интервью, делать тур и т.д. И мне кажется, что на этом этапе сливаются 90% людей.

Можно походить на фестиваль, искать молодые группы. И ты смотришь на эту группу, а она звучит не хуже, чем чуваки, собирающие стадионы.

Те, кого мы видим на вершине, — это люди, которые просто долго держались, не сдавались, работали и дожили до этого этапа.

Мы пришли к успеху уже достаточно взрослыми. Мы уже понимаем, чего не нужно делать, кому можно доверять, кому нельзя, и поэтому мы можем существовать независимо.

Дима о внутренней цензуре

Проблема в конструктивности: мы не направляем негативные эмоции в правильное русло. Люди начинают друг друга есть, у нас стало значительно больше внутряков, срачей, и станет еще больше, потому что есть очень много глобальных проблем, для которых нет простых решений. И пес его знает, что с этим делать.

Люди делают позитивную, хорошую музыку, чтобы можно было отвлечься. Мы предлагаем оппозиционную сторону — чтобы ты провизжался, протолкался, проматерился и все отпустил. Люди ходят на бокс не для того, чтобы морды друг другу побить, а чтобы поднять уровень тестостерона, сбросить с себя негативный шлейф эмоций.

У нас есть очень много пунктов, о которых мы сознательно молчим, зная, что сейчас мы это не решим, но потихоньку это уже надо проговаривать. Когда кто-то говорит какую-то непопулярную мысль, то народ на него срывается, как на что-то враждебное.

Я не говорю, что у нас есть ограничения в том, что мы несем в этот мир. Просто сейчас надо немножко больше следить за тем, что ты говоришь, потому что может сильнее прилететь — все очень напряжены, у каждого внутри натянута струна. Иногда приходится включать внутреннюю цензуру.

Дима о цензуре в соцсетях

Человечество все свое бытие занимается тем, что создает себе приятную иллюзию, тёплую ванну для существования, что мы все очень добры. Мне в этом плане нравится Гоббс с его антигуманной риторикой и философией о том, что люди не гуманисты.

Есть иллюзия — красивые домики с белым забором, а есть реальный мир — грязь, кровь, смерть.

Человеку сложнее заткнуть рот на улице, чем сделать это в Интернете. В соцсети ты что-то не так сказал — ты заблокирован. Создашь еще один аккаунт, будешь говорить то же — тебя еще раз в секунду заблокируют.

Это создает совершенно искаженное и неверное представление о мире. Понятно, для чего это делается — там замешаны коммерческие и политические интересы.

Мы стараемся находить компромиссы, чтобы и не смолчать, и не сказать что-нибудь совсем другое. Но иногда не сдерживаешься.

Инсту нам сносили трижды, так же тикток, в твиттере заблокировали без обновления.

Чувствуешь себя ужасно, когда нужно запикать каждое неправильное слово. Пытаешься это воспринимать с юмором, но все равно чувствуешь себя куколдом, который пытается что-то сказать, но не знает как. Иногда хочется просто сказать: «Идите на х*й, блокируйте меня, режьте, стреляйте».

Фима о хейтерах

К моменту, когда мы вышли в мейнстрим, у нас почти не было хейтеров, потому что наша музыка встречалась только тем людям, которые искали ее. Лишь тогда, когда мы сделали популярные интервью, когда наша музыка начала попадаться людям, которые не в теме, начался хейт. И я понимал, что если ты становишься популярным, то у тебя в любом случае появляются хейтеры.

Плевать, когда тебе пишут какую-нибудь фигню, но когда пишут что-то конкретное — по звуку, например, критика бывает — и прямо по факту, я такой: «Блин, ну ты здесь прав, так оно есть на самом деле». Такое затрагивает.

Дима об Одессе

Одесса очень изменилась в первые дни полномасштабного вторжения. Я неожиданно рад видеть, как все консолидировались, открывались гумштабы, были очереди в терроборону.

Мне кажется, что это не проблема Одессы, это общая проблема: если раздражитель уходит на задний план, человек перестает обращать на него внимание.

Если каждый раз кричать на людей, это может не работать. Как бы это ни было, но надо придумать какой-то аттракцион людям, чтобы они поддерживали, чтобы они что-то делали.

Это даже не об Украине, это о людях в принципе. Если человеку в глазу что-то мешает, он будет чесать. Как только оно выпадет из глаза, даже если глаз до сих пор на пол морды, красный — уже нормально. В Одессе это просто заметно, потому что сейчас по ней каждый день стреляют.

Не надо обобщать, говорить, что это зависит от города. Везде есть рас*здяи, и везде есть люди, которые очень мотивированы и выкладываются на полную.

Фима о переходе на украинский

Я начал об этом думать, когда был еще в Европе, за полгода до полномасштабной войны. Я там общался с ребятами из Закарпатья, они говорили на украинском языке, и мне было как-то неудобно с ними разговаривать на российском.

Потом я начал задумываться над тем, почему общаюсь на российском языке. Я заметил, что у людей из этих краев более проукраинское настроение. В Одессе и в других городах не было негатива по отношению к россии.

Когда я сказал своему другу из какого-то другого города, что хочу поехать работать в москву, он посмотрел на меня, как на бешеного. Я был неосознанным человеком в этом плане.

Дима об ответственности министров и артистов

Я считаю, что Министерство культуры Украины очень в этой войне проеб*ло. Мы понимаем, насколько велики вливания ресурса, денег идут со стороны нашего врага, и мы понимаем, что должны максимально выжимать из себя, чтобы делать контрпропаганду.

У нас есть министерство, отвечающее за развитие и распространение украинской культуры. Когда государство помогло тому, чтобы какой-то артист, актер представил миру себя и полезные для Украины месседжи? Власти проеб*ли момент, кучу денег, потраченных на видосики на 200 просмотров.

Проблема в нерациональном использовании ресурса и пох*истическом отношении.

Если мы делаем кино о войне, то стараемся сделать это максимально быстро и качественно. Мы должны это делать, понимая, для кого — для внутреннего зрителя или для вестернов. Успешных кейсов я еще не вижу.

Артист, попадающий на «Евровидение», получает платформу, где на него смотрит весь мир. Он имеет возможность постоянно появляться на каких-то ивентах, говорить правильные разумные вещи.

Это, кстати, камень в огород тех, о ком знают, а они ничего не делают. Это безответственно с их стороны, и это значит, что им просто плевать.

Если тебя выпустят играть за границей, то ты должен максимально этим воспользоваться. Я очень уважаю «Танок на майдане Конго», потому что чуваки уезжают и собирают большие деньги, просто выступают на площадях.

Фима о том, почему количество прослушиваний — это важно

Сначала это было просто игрой — мы собрали пять тысяч, и мы уже на уровне этих типов, у которых тоже пять тысяч.

Я считаю, что одна из самых объективных отметок популярности артиста — это слушатели на Spotify. Когда у тебя там перевалило за сто тысяч — ты медийная личность, почти звезда. У нас как раз перевалило за сто тысяч. Сейчас мы думаем, как выйти на большие прослушивания.

Ты можешь все это делать дома, важна только идея, какой-то образ. Далее, когда выходишь на 50-100 тысяч, уже начинаешь конкурировать со звездами, у которых есть профессиональные студии. Мы все еще делаем трек бесплатно, я только закупаю оборудование, а они вкладывают в разработку трека более тысячи долларов. С такими людьми конкурировать посложнее. Я стараюсь максимально вывозить на своем опыте и навыках.

Многие артисты говорят, что им все равно на количество прослушиваний. Но все хотят быть известны, зарабатывать много денег, собирать стадионы. Просто так они сбрасывают с себя ответственность: если ничего не вышло, говорят, что это делают для себя.

Если выходят два одинаково крутых трека, но один из них лучше сведен, люди будут слушать его.

Дима о миссии группы

Мы должны понимать, что не будет, как в «Цивилизации»: бросил пакт — и все, мир-дружба. Это точно надолго.

Думаю, все, кто остался в Украине или вернулся, прекрасно понимают, что это история, которая коснется тебя гораздо больше, чем коснулась до этого, что война будет тянуться в разных формах годами.

Сейчас у тебя больше ответственности. Если сначала ты мог себе позволить сказать «идите нах*й» и сделать из этого песню, то сейчас ты должен подходить к этому уже с грузом ответственности перед собой, перед аудиторией.

Должен быть качественный, отрефлексированный, крутой, искренний продукт. Очень большое уважение госпоже Стасик. Ее работа «Герої вмирають» — пример того, как это должно быть.

Мы знаем, чего от нас хотят люди, мы прекрасно видим, что «заходит», выкупаем, что надо сказать, на какую струнку нажать, потому что искусство — это продажа эмоций, эндорфинов и дофаминов в разных формах. Но нет. Мы просто такие: «Сейчас я хочу дропнуть песню “Иди нах*й”».

Военные очень тащатся по песням из Ичкерии, потому что они пересекаются с настоящим. У нас также есть гимн Сечевых стрельцов, есть еще треки, но, может, их не достаточно много, может, к ним не было столько внимания людей. Не было чего-то генетического, исторического, что бы способствовало тому, чтобы ты мыслил иначе. Думаю, в этом смысле от нас тоже есть польза, а может, и нет, да и хрен с ним.