Двое детей, пожилая свекровь и самолеты над головой. История семьи, которой удалось выехать из Гостомеля

Ирина с детьми и мужем недавно жили в Гостомеле. У них был просторный дом с большими окнами. Но 24 февраля они поняли: больше там жить нельзя — война подкралась слишком близко. Постоянные обстрелы, бомбардировки и самолеты над головой заставили семью покинуть дом. Сначала они перебрались в ванную в гостевом домике, а затем выехали из Гостомеля подальше.

«Война уже около нас»

24 февраля мы проснулись в шесть утра. Муж сказал, что началось нападение на Киев. Он сразу собрался и уехал в столицу забрать вещи: рабочий ноутбук, печать и документы.

Как только он отъехал от дома, раздался мощный взрыв, я такого еще никогда не слышала. Тогда и стало ясно: война уже у нас.

Я не готовилась к войне. Читала новости, но не верила, что это случится на самом деле. Только за день до вторжения сделала большой заказ продуктов, гораздо больше, чем обычно — мясо, крупы, макароны. Наверное, интуитивно.

Наш дом расположен в 4 километрах от гостомельского аэропорта, недалеко от района Кимерка, где тоже было горячо. По этой дороге постоянно шли российские войска, их подгоняли. Там были перестрелки, бомбежки. Наши знакомые из того района с первого дня сидели в подвале.

У нас дом с большими окнами, без подвала. Пришлось перейти оттуда в гостевой, поменьше. Мы обустроили в нем подвал, занесли поддоны, матрасы, одеяла, но все же решили туда не спускаться. Боялись, что если вдруг дом обвалится, то мы оттуда не выберемся.

Прятались и ночевали в ванной. Когда было тихо, переходили на кухню. А когда отключили газ — выходили на улицу к мангалу: готовили, грели еду, и сами грелись. Правда, такое затишье длилось недолго.

Свет у нас был только в первые дни. Связь какое-то время была, потом тоже исчезла. Мы поднимались на чердак и там ловили связь. Оттуда я могла наблюдать, что происходит в Буче — через поле все было видно. У меня там жили мама с сестрой.

«На нас напал враг»

Нашей дочери Надежде — 8 лет, сыну Максиму — 4. Мы не скрывали от них происходящего. Если они спрашивали, мы рассказывали: на нас напал враг, он обстреливает наши города, дома.

Они видели, как разбомбили соседний дом. Видели, как волной снесло ворота в детском саду поблизости.

Но они не плакали ночью, не говорили о смерти. Да, слышали взрывы, видели вертолеты, но не понимали, кто это летит, наши или враги. Они играли, отвлекались на планшеты.

У них тоже была повышенная тревожность: хныкали, требовали внимания. Отлично считывали наше с мужем эмоциональное состояние — когда мы беспокоились, они тоже становились раздражительными.

«Не уехали, потому что думали, что все это вот-вот закончится»

Мы не уехали ни в первые дни, ни в первую неделю, потому что думали, что это все вот-вот закончится и их выбьют. Не было и мысли, что Гостомель оккупируют, что он будет не нашим, или что нашего сельского голову убьют. Но события разворачивались не так, как предполагалось.

Однажды я разговаривала с сестрой по телефону, а надо мной так низко пролетели вражеские самолеты, истребители, что я даже могла разглядеть винтики на их обшивке. Очень низко и очень громко. У меня чуть не остановилось сердце от страха.

Через забор от нас в частный сад попал снаряд. Волной вынесло ворота и окна. Мы с соседями собрались, забили окна коврами, чтобы туда не падал снег и чтобы оградить дом от мародерства. А через улицу — дома дотла сгоревшие, разбитые. Муж ходил, помогал соседям.

К нам ничего не прилетало, но однажды я нашла во дворе большой острый осколок. А если бы на том месте стоял ребенок, и он упал бы на него?

Мои знакомые рассказывали, что к ним заходили российские солдаты — забирали телефоны, не хотели кого-то отпускать в эвакуацию.

Репетиция эвакуации

4-5 марта мы поняли, что нужно выбираться из Гостомеля. События не утихомиривались, становилось все тяжелее. К тому же выключили газ, спать было очень холодно, а заболеть, когда нет доступа к врачам и медикаментам — не лучшая перспектива. Так что надо было что-то делать.

Нашим соседям удалось выехать самостоятельно, но они с тремя детьми попали под обстрелы. Я понимала, что этого допустить не могу. Возможно, сама я бы убежала, но с детьми и старшей свекровью — нет.

Еще знаю, что люди шли пешком в Бучу, а оттуда — в Романовку, чтобы уехать. Я даже собрала вещи, но все равно не была уверена, что дойдем. Поэтому решили ждать официального зеленого коридора.

9 марта его открыли.

Мы уехали, как и большинство с нашей улицы. Доехали до Ирпеньской колонии и встали там на 5 часов — ждали, пока нам разрешат двинуться дальше. Ничего не было понятно, стояла большая очередь из машин и людей, шедших пешком со всего Гостомеля.

Там по узкой улице мимо нас проехал российский танк. На танке сидели молодые вооруженные парни с георгиевскими лентами, смотрели на нас. Они сказали, что где-то дальше кто-то подорвался на мине, поэтому нам запретили ехать. Всем пришлось возвращаться. Но мы были рядом со своим домом, так что нам было куда вернуться, а вот многим людям нет. Они останавливались на нашей улице, на соседней, шли ночевать к кому-то.

Я называю это репетицией эвакуации. Было беспокойно: мы не знали, удастся ли уехать на следующий день. У нас оставалось мало продуктов, заканчивалось топливо для генератора.

Я еще раз сложила сумку, перебрала вещи, прошлась по дому — выключила все электрические устройства, газ.

«Гостомель был совсем не наш»

На следующий день, 10 марта, мы собрались и поняли, что назад возврата нет. Встали в очередь на эвакуацию.

Мы ехали через центр Гостомеля, смотрели на разбитые дома. Танки с буквой V стояли прямо у людей во дворах. Вдоль дороги — солдаты с георгиевскими лентами. В руках — автоматы.

Было очень страшно ехать, Гостомель был совсем не наш, а когда станет нашим — неизвестно. Он оккупирован.

Наш маршрут проходил мимо важных мест боев: ехали через Бучу, смотрели на места нашего детства, на наши памятные улочки, дома, магазины.

На углу в Ворзеле стояла оккупантская обгоревшая машина. Там я испытала ужас. Позже мы узнали, что она взорвалась, и людям из колонны вынесло окна в машинах.

Спустя 7 часов через Стоянку и Капитановку мы выехали в Белогородку, где нас встретили и накормили — приятно было видеть наших людей, военных, волонтеров. Оттуда отправились в Киев. Сейчас мы с семьей в Хмельницком, мои родные из Бучи — в Киеве. На время я почувствовала себя спокойно.

Но вчера нам рассказали, что оккупанты разбомбили наш гараж, заходили в наш двор, и, возможно, в дом. Я помню, что там детские велосипеды, ролики, наша старая, но родная первая машина. От этого становится тяжело на душе.

Наверное, я бы и не хотела знать эти новости — что я могу сделать с тем, что мой дом сейчас открыт? От этого всего больше тревоги, чем уверенности. Но будет больше желания вернуться назад, в наш Гостомель.