После плена снова воевать? Что говорит закон

Выжить в аду плена

В первый же день полномасштабного вторжения Владимир Кучерявенко записался в ТрО при полку «Азов» (В/ч А7037 ТРО 109). Участвовал в уличных боях в Мариуполе. В прошлом году 18 апреля был ранен.

«Я был на позиции с двумя нацгвардейцами в полуразрушенном доме. В минуту затишья сели отдохнуть. И вдруг что-то разорвалось поблизости. У меня потемнело в глазах, безумно зазвенело в голове, и я выключился. Пришел в себя, не помню как. Разбросал обломки и как-то выбрался на улицу. Там уже увидел, что рука посинела и опухла, обвисла, как не моя. А на ноге пальцы отрубило вместе с обувью. Я ничего не чувствовал. Постоял немного и вернулся взглянуть на ребят, но у одного были конвульсии, другой безжизненный. Я побрел по улице, периодически крича: “Помогите, помогите!”» — рассказывает Владимир.

Он рассчитывал встретить своих, и когда уже отчаялся и присел на руинах, услышал шепот: «Иди сюда». Рядом был бункер с побратимами. Его перевязали и на носилках, сделанных из дверей, донесли до госпиталя на «Азовсталь». Там обработали раны и сделали операцию. Мужчина провел на «Железной дороге» (так назывался один из госпиталей) месяц.

Каждый день происходили новые ужасы, и не было им конца. То прилетело в кухню и все запасы еды засыпало, после чего жили впроголодь. То сошел с ума и разнес себе лицо выстрелом самоубийца-неудачник. То сгорело заживо около 80 человек, к которым в бункер прилетела бомба. Дверь от температуры буквально плавилась, и никто ее не смог открыть, чтобы освободить несчастных. Рядом постоянно умирали: от потери крови, от недостатка обезболивающих. И каждый день беспрестанно на «Азовсталь» сбрасывали бомбы.

«Когда постоянно находишься в такой атмосфере, то чувствуешь уже не ужас, а некую прострацию. Ничего не воспринимаешь. А во время бомбежек думаешь: пусть бы завалило и прибило сразу, чтобы не мучиться. Единственное, что хотелось: выйти из темноты наружу, если и умереть, то на улице», — сейчас военный вспоминает то время спокойно.

А потом были выход с «Азовстали» и плен. С 18 мая по 3 ноября. Сначала в Еленовке, потом в Горловке.

«Нас было очень много, такой поток, что не успевали кормить. Иногда ужинали в 3 ночи. Давали жидкую кашу и кусочек хлеба. Я старался собирать весь хлеб за день и съедать его на ночь, потому что иначе от голода не мог заснуть».

На территории Еленовки росло много фруктовых деревьев, плоды осыпались и гнили. Но к ним запрещали прикасаться. Однажды Владимиру удалось нарвать слив и сварить себе компот в половинке пластиковой обрезанной бутылки с помощью самодельного кипятильника.

«Кацапы ставили себе задачу лишить нас сил», — рассказывает мужчина.

И удивлялись, почему он, мариуполец, не за россию. Пленных допрашивали, чтобы признались для картинки на российском телевидении, что они разрушали дома и убивали мирное население. Лупили дубинками и пытали. «Но я все же верил, что это закончится, что нас обменяют. Пока жив, держишься за этот мир».

День освобождения он описывает подробно: как их строили на плацу, как пленным завязали скотчем глаза и руки, как посадили вплотную друг к другу на полу грузовика. Как в Васильевке Запорожской области ждали под мостиком через овраг, когда пройдут на обмен российские пленные.

«Откормленные, свеженькие, как после санатория. Курили. А у нас сигарет никто не видел. Мы шли истощенные и голодные. Жена приехала такая осунувшаяся и похудевшая, словно со мной в плену была. Но как радовались, что мы дома!»

Дома: иди, солдат, опять воюй?

Всех пленных встречали их подразделения с флагами. Нацгвардия — нацгвардейцев, морская пехота — пехотинцев. Только шестеро мужчин из ТрО стояли как неприкаянные.

«Было это не очень приятно. И тогда, и после, когда нас лечили. Сложилось впечатление, что именно ТрО не очень кому нужны. Брат моей жены — пограничник. Его обследовали очень хорошо, пролечили. Дважды в санаториях профильных был. Мой знакомый из плена — морпех. То же».

Мужчину направили в санаторий в Полтавской области. Заведение специализируется на проблемах с дыханием и грязевых ваннах для опорно-двигательного аппарата. «Это все хорошо, но мне нужно серьезное обследование и лечение, а его не было».

Кроме общего истощения, 53-летний Владимир похудел на 23 кг — у него была контузия, возникли проблемы с давлением и сердечным клапаном, ноги нашпигованы осколками и нет пальцев на одной из них. Это без учета психического состояния, из-за которого мужчина или не спит, или бредит.

«К кардиологу меня не направили, от контузии сделали пять капельниц. Осколки из ног, сказали, доставать не будут, потому что в Украине нет такого оборудования. А психолог пришла всего лишь один раз».

Через месяц мужчина получил отпуск на 10 дней. А дальше военно-врачебная комиссия признала его ограниченно годным.

«Мне сказали, что я могу пойти на передовую только по собственному желанию. А так должен работать либо в военкомате (уже год как территориальные центры комплектования и социальной поддержки, — ред.), либо в подразделениях обеспечения тыла, либо преподавать в военном заведении. Я написал отношение (документ, на основе которого военнослужащий может перевестись по службе из одной части в другую, — ред.), что нашел место в военкомате на Полтавщине. Но прошел месяц, а от моей части ответа нет. Или потерялось, или затягивают. А брата жены, пограничника, перевели на новое место — он выбрал границу с Румынией — через два дня. Думаю, все зависит еще и от командующих, которые жалеют людей. Мои, из Мариуполя, до сих пор в плену. Новые меня не знают, и для них тема плена не такая болезненная».

Тем временем бывшего пленного отправили в резервный батальон. Туда приезжают командиры из разных частей и зазывают бойцов служить к себе. Пока это дело добровольное. Жена Владимира, Наталья Кучерявенко боится, что ее натерпевшегося мужа снова заберут на фронт.

Если командование будет и дальше тянуть с отношением, военный собирается жаловаться в Генштаб. А если придется — то и судиться.

Закон выбора не дает, но кто стучит — тому откроют

Виктория Олейник, юрист общественной правозащитной организации «Юридическая сотня» прокомментировала для hromadske ситуацию в целом и о Кучерявенко в частности.

«На 10 апреля известно о 2105 украинцах и украинках, освобожденных из плена (на момент выхода материала число освбожденных возросло до 2235 человек. Цифры за период полномасштабного вторжения, — ред.). Их состояние здоровья оценивается как неудовлетворительное. И физическое, и психологическое. Часть освобожденных — военные.

Действующие законы не дают права военнослужащим и находившимся в плену военнослужащим уволиться со службы. После возвращения они проходят обследование, короткую реабилитацию и возвращаются в часть, в которой служили раньше.

Часто возвращение в армию становится причиной ухудшения психологического или физического здоровья. Например, был случай, когда физически подходящий мужчина впадал в ступор, когда видел оружие. Оказалось, что его избивали прикладом по голове в плену.

Как показывает практика, в качественной психологической реабилитации объективно нуждаются все освобожденные из плена, однако достаточного количества квалифицированных специалистов и долгого финансирования для этого у государства нет.

Уже зарегистрирован и сейчас ожидает рассмотрения законопроект №8061, который позволил бы возвращенным из плена уволиться со службы по собственному желанию. Он получил положительные заключения и был поддержан Министерством обороны Украины. Это было в ноябре. По состоянию на сегодняшний день он не вынесен в сессионный зал.

О том, что репатриированные лица не привлекаются к военной службе, говорит и статья 117 Женевской конвенции.

Про Кучерявенко. Что касается терробороны. Это отдельный род войск Вооруженных сил, и терробороновцы имеют такие же права, и должны пользоваться такими же льготами, как остальные бойцы. Просто в законе не прописан порядок: какие этапы, какое обследование у каких врачей и какую реабилитацию должен проходить человек, возвращенный из плена. Поэтому и возникают случаи, когда кому-то проводят качественное обследование, а кого-то лечат поверхностно. Это, к сожалению, не единичные случаи разного отношения в разных структурах.

О заключении ВВК. Каждый боец должен настаивать на качественном обследовании своего организма, указывать на все имеющиеся болезни, ограничения, ранения, потребность в психологической реабилитации и т.д. Потому что от этого будет зависеть его дальнейшая служба. Ведь далеко не все к ней готовы.

Комиссия выдает каждому военному заключение о состоянии его здоровья. Если все хорошо, рекомендаций, где служить, нет. Если «ограниченно годен», как Владимир, то там указано, в каких условиях и где он должен служить.

О переводе из одной части в другую. Боец имеет право, но это право можно реализовывать в разные сроки. Это очень сложная процедура, которая занимает в среднем полгода, может занять и дольше. Все это действительно зависит от человеческого фактора. Если командование понимает, что человек после плена, то ускоряет перевод. Как это было с родственником-пограничником. В других случаях ответ на отношение должен прийти по закону через 10 дней. Сейчас из-за сложной ситуации с документооборотом — через 30 дней. Если его нет, то нужно интересоваться вопросом, писать еще рапорты. Потому что пока проходит время, бойца могут забрать воевать. Он же остается в ведении части. Это все касается военнослужащих, не имеющих проблем со здоровьем и пригодных по решению ВВК. В случае Владимира как «ограниченно годного» ситуация с переводом разрешится быстрее. Вывод ВВК действует вне зависимости от части. Кучерявенко точно не отправят воевать. Судиться не придется.

К нам на горячую линию обращаются бывшие пленные с вопросами: какие у них перспективы возвращения на службу, можно ли уволиться, просят помочь написать рапорт на лечение и т.д. Кто хочет, кто стучится, тому оказывают помощь. Следует знать свои права и уметь их отстаивать».

29 марта hromadske также обратилось в Министерство обороны с запросом прокомментировать ситуацию с бывшими пленными. Ответа мы до сих пор не получили.