«Выросло поколение, которое ничего об этом не знает»

В эти дни ровно 14 лет назад в Москве был захвачен театральный центр на Дубровке. Вооруженные боевики во главе с Мовсаром Бараевым ворвались на сцену прямо во время спектакля “Норд-Ост”. В заложниках три дня находились более 900 зрителей и артистов. Во время штурма театрального центра 26 октября погибли 130 человек. Российские телеканалы тогда работали круглосуточно. Среди тех, кто провел те страшные дни в редакции, рассказывая зрителям о происходящем, была телеведущая Ольга Романова. В интервью “Громадскому на русском” она рассказала, как сейчас вспоминает Норд-Ост.

Ольга, вы помните тот день, когда произошел захват?

Конечно, такие случаи не забываются никогда, потому что ты заходишь в эфир и не выходишь из него, как тебе кажется, уже никогда. Я вела самый обычный эфир, это были новости. Когда ты ведешь новости, у тебя рядом компьютер, где идет горячая лента. И вдруг я увидела короткое сообщение о захвате театрального центра, тогда еще не было понятно, какой это центр. С тех пор жизнь уже не была прежней. Тогда мы следили весь эфир и после эфира. Мы не выходили из эфира трое суток. Мы менялись с ведущими, я три дня не была дома. Самым ужасным было первое сообщение о погибшем. Меня зовут Ольга Романова, и первую погибшую звали Ольга Романова. И это был единственный случай, когда я воспользовалась служебным положением и в эфире попросила позвонить моей маме. Сказать, что я здесь. Представьте, вы называете в эфире свое имя среди погибших, первых погибших. И все эти дни мы видели много кадров, до обещания штурма и потом. Кадры, которые никогда и нигде не публиковались, потому что это просто невозможно.

Я сама тогда работала три дня в эфире на телеканале ТВС. Я тогда была совсем молода, и, конечно, для меня это был огромный стресс. А чем это вообще стало для журналистики?

Это все имело очень большие последствия. Собственно, прямым последствием “Норд-Оста” стала очередная атака на канал НТВ. Телекомпания НТВ тогда была очень популярной, и не напрасно. Тогда и близко не было той помойки, которая льется сейчас. Там Леонид Парфенов, там работало очень много ярких людей. Эфир тогда был вполне человеческий, и я напомню, что в итоге очень большие выводы были сделаны о том, что происходило на телеканале НТВ. Было сказано самым разнообразным “журналистским руководством”, теми ведомствами, которые впоследствии стали Минпечатью, что НТВ показывал в прямом эфире приготовление к штурму, а на самом деле это делал Первый канал. И Первый канал никак это не комментировал, не сказал: “Извините, это не НТВ, это мы показывали, нас наказывайте”. НТВ привозили записи эфира, показывали, но все было бесполезно, решили уничтожить и уничтожали.

Это во-первых. А во-вторых, тогда случилось то, к чему мы сейчас привыкли и считаем, что это само собой разумеется. Помните последние кадры, когда уже лежат тела убитых террористов? Это мертвые тела, и рядом с одним из тел появляется бутылка коньяка из буфета концертного зала. Ее, по свидетельству очевидцев, принес журналист (тогда думали, что журналист) Аркадий Мамонтов. Тогда это было первым потрясением, что это вот так будет все сделано и это сойдет с рук. И конечно, впервые было массовое вранье официальных лиц, и полная беспомощность, и безнаказанность, попытка запретов, сказать, что можно говорить, а что нельзя. Нельзя сказать, что раньше не было таких попыток, но потом, во время терактов в Беслане, были запреты напрямую, что потом вылилось в серьезные ограничения в работе журналистов во время чрезвычайных ситуаций.

Я помню, тогда заговорили о создании некого антитеррористического кодекса для освещения подобных ситуаций.

Вы знаете, кодексы есть во многих редакциях, есть кодексы деловой журналистики, есть кодексы военной журналистики. Они все так или иначе саморегулируются. И кодекс этики военного журналиста отличается от кодекса этики делового журналиста. Но это действительно саморегулирование. И совершенно невозможно запретить что-то делать законом. Другое дело, что мы с вами прекрасно понимаем, что во время приготовления к штурму нельзя показывать передвижение спецназа. Потому что телевизор террористы смотрят тоже. И тоже это прекрасно видят.

А сейчас, из 2016 года, что видится по-другому? Что стало яснее спустя 14 лет?

Так получилось, что последние годы я приобретаю все больше и больше знакомых и друзей, которые там были. Дети, которые там были, повзрослели, у них что-то происходит в жизни, и на всю эту жизнь наложила большой отпечаток эта трагедия. Кто-то потерял близкого друга, кто-то потерял ребенка. Вот совсем недавно умерла Татьяна Карпова, которая все это время возглавляла союз “Норд-Оста”, она боролась за правду и права людей, которые там пострадали. Конечно, сейчас мы иначе видим роль, например, Бориса Немцова. Совсем недавно мы разговаривали с журналистами об этой роли, и оказалось, что многие молодые журналисты не знают, что Путин напрямую запретил заходить ему в зал, хотя террористы требовали и Немцова тоже. Борис Немцов это объяснял тем, что Путин переживал за рост его популярности. Вот какие-то такие вещи сейчас смотрятся совсем по-другому. Эту историю мало кто знает, тогда Борис еще был жив, казалось, что это совсем не важное замечание, а сейчас оно становится важным и характеризующим личность Бориса и какие-то сложные взаимоотношения внутри этого всего. Судьбы военных, судьбы спецназа, которые всем этим командовали, формально хорошие. Патрушев, Проничев, генерал Тихонов, формально с ними все хорошо, но я не думаю что они себя хорошо чувствуют.

Правды об этом теракте стало больше?

К сожалению, все меньше интереса к этой теме. Выросло поколение, которое вообще об этом ничего не знает. Это как война: чем больше она отодвигается, тем больше она “легендируется”, тем меньше находится охотников узнать правду и тем больше находится охотников сложить легенду.

Если бы это произошло не тогда, а сейчас, как бы это освещали российские СМИ?

Мне не хочется об этом даже думать, потому что есть пропаганда, а есть прорыв канализации. В России с телевидением не пропаганда, а прорыв канализации. Страшно об этом думать, и я полагаю, что мы бы не сразу об этом узнали. А потом, к сожалению, нам бы сообщили, что надо искать американский или, скорее, украинский след.

Ведущая Ксения Туркова