Заложники Кремля как политический ресурс, способ формирования образа врага и технология ведения войны

Пока родные заключенных с надеждой ждут обещанный второй раунд масштабного обмена, за решеткой продолжают сидеть минимум 87 граждан Украины в России и оккупированном Крыму и примерно 227 на оккупированном Донбассе.

Несмотря на то, что речь идет о разном правовом статусе, их упрощенно называют заложниками Кремля. В конце концов, все они стали жертвами агрессивной войны, которую 6 лет назад начала Российская Федерация.

Перед многими из них стоит непростая задача дожить до момента освобождения. Плен разрушает личность и подкашивает моральные силы. Особенно, если к годам несвободы добавить еще и жестокие пытки, неоказание медицинской помощи, тотальную изоляцию и тому подобное. Но среди всех этих часто обсуждаемых правозащитных аспектах, в этой ситуации более выразительными являются вопросы безопасности, о которых говорят меньше.

Заложники как способ формирования образа врага

В списках заключенных по политическим мотивам есть люди двух условных категорий. К первой относятся те, которых посадили в тюрьму за их ненасильственную публичную деятельность. Яркий пример — дело крымского татарина Эмира-Усеина Куку. После оккупации Крыма он начал правозащитную работу в пределах Крымской контактной группы по правам человека, консультировал родных без вести пропавших и жертв политических преследований. После нескольких предупреждений и «профилактических бесед» возле собственного дома его похитили и избили неизвестные.

Хоть впоследствии и выяснилось, что это работники ФСБ, уголовное дело открыли против Эмира-Усеина. Сначала ему «вешали» экстремизм за старый пост в соцсетях. И уже потом объявили террористом и посадили за решетку.

В то же время многие в списках ни одной публичной деятельности не осуществляли. В прошлом директор завода пенсионер Юрий Солошенко (ныне покойный) поехал в Москву с частным визитом.

Житель села Камышное Луганской области поехал в Ростов лечить зубы. Студент Павел Гриб поехал в Гомель на свидание с девушкой, с которой познакомился в российской сети «Вконтакте». Они не занимались активной общественной деятельностью, несмотря на это стали жертвами сфабрикованных уголовных обвинений с явно выраженными политическими мотивами.

На самом деле, здесь простая логика. В войне России против Украины важную роль играет телевизор. И поэтому нужно периодически показывать украинских шпионов, карателей, террористов, фашистов и экстремистов, которые не просто захватили власть в Киеве и распяли мальчика, но и поехали в Россию подрывать школы и готовить теракты.

Так называемая русская журналистика давно превратилась в масс-медийное подразделение военно-промышленного комплекса Российской Федерации. Задача этих часто абсурдных вымышленных дел — сформировать из украинцев образ врага и приучить русское население их ненавидеть. Поэтому в «ящике» и появляются Николай Карпюк и Станислав Клих, которые, по версии ФСБ, вместе с экс-премьером Арсением Яценюком, лежа на пузе на площади Минутка отстреливали российских военных в Чечне. Упоминание об Яценюке в обвинительном заключении встречается 228 раз. И это было бы, возможно, смешно, если бы за этим не стояло несколько лет заключения, пытки голодом, электрошоком и физической болью, после которых Станислав Клих подорвал свое психическое здоровье. Собственно, когда в декабре 2017-го Арсения Яценюка по запросу России в Интерпол в этом деле задержали в аэропорту Женевы, ему тоже было не до смеха.

Заложники как ресурс для достижения политических целей

Для людей, которые следят за внутренней политикой в самой России, очевидно, что для Кремля никакой ценности не представляют не только жизни украинских граждан, но и своих собственных.

Именно поэтому, несмотря на браваду «русские своих не бросают», никто особо не интересуется судьбой российских «добровольцев» в украинских тюрьмах. Кроме конкретных исключений. На всех переговорах, где ставили вопрос освобождения заложников Кремля, взамен выдвигались политические требования. Это довольно просто проследить даже на уровне сухих заявлений спикеров Кремля по результатам встреч на протяжении всех этих лет.

Кремль никогда не интересовали собственные люди. Его интересовали вопросы изменения Конституции Украины, признание субъектности созданных им «донбасских республик», введение полной амнистии для военных преступников и тому подобное.

Шантаж и использование заложников для достижения политических целей достаточно успешный еще и учитывая чувствительность темы заложников в украинском обществе.

Уставшие от ожиданий и раздраженные объяснениями «все ключи у Путина» родные заключенных не могут дотянуться до Путина. Вместо этого они переносят гнев на украинскую власть, которую действительно можно много чем упрекнуть в этой ситуации (например, промедление с решением на законодательном уровне вопросов медицинской и социальной поддержки), но точно не тем, что они почему-то не могут решить довольно простую задачу. Не существует ни одного метода, который бы мог дать гарантированный результат в какие-то разумные сроки. В общем, вся эта ситуация за пределами права.

Недаром 14 октября этого года политзаключенный Александр Шумков начал голодовку. Одно из его требований — чтобы Россия прекратила использовать украинских политзаключенных ради давления на Украину в Минском и Нормандском форматах и в ситуации с разведением войск на Донбассе.

Заложники как технология ведения войны

В первые месяцы войны, когда в публичном пространстве впервые появилась фамилия Игорь Гиркин (Стрелков) мне позвонили коллеги из российского Мемориала и сказали, что «к вам пришли наши эскадроны смерти». Незаконные вооруженные формирования под руководством «спящих агентов» и российских военно-исторических реконструкторов начали сознательную политику террора против мирного населения.

Их задачей было выдавить или физически уничтожить активное меньшинство и запугать большинство, чтобы быстро получить контроль над регионом. Одной из первых жертв стал замученный до смерти Владимир Рыбак из Горловки, а новый термин «донбасские подвалы» вошел в наш лексикон.

Правозащитники, которые документируют военные преступления, обнаружили около нескольких десятков человек, которые совершали их в Крыму и на Донбассе, а перед этим в Приднестровье, Чечне, Абхазии и Южной Осетии.

Этот факт дает понимание, что эти люди перестают быть чисто украинской проблемой и остро ставит вопрос, когда и где Кремлю следующий раз понадобятся их умения и навыки.

Кремль успешно использует технологию вооруженного конфликта с сознательной политикой совершение международных преступлений против мирного населения, чтобы достичь геополитических целей. И стоит отметить, что она довольно успешна.

В одной из упомянутых серых зон не произошло привлечения (хотя бы заочного) виновных в международных преступлениях к ответственности.

В Украине тоже долгое время норма права не соответствует норме жизни, а разработанный правозащитниками законопроект 0892 о военных преступниках тихо умирает в парламентском комитете Дениса Монастырского. Именно этот законопроект изменяет Уголовный кодекс и дает возможность национальному следствию и суду привлекать к ответственности виновных за преступления против человечности и военные преступления.

По приблизительным подсчетам, через плен прошли десятки тысяч людей. Кому-то он дался дорогой ценой, а кто-то до сих пор не может спать, потому что слышит голоса людей, которые умирали в муках на их глазах. Эти люди имеют право на справедливость. Ко всему, это превенция совершения таких преступлений в будущем. Ведь «работники МГБ» несколько раз подумают, как относиться к нынешним заключенным, если в перспективе смогут быть наказаны за международные преступления, ведь ответственность индивидуальная, и спрятаться за абстрактного Путина им не удастся.

Международные преступления, как известно, не имеют срока давности и не подлежат амнистии. Но пока украинские депутаты не спешат разорвать этот круг безнаказанности.