Позывной Монашка: иконописец, парамедик, мама шестерых детей и дочь женщины, которая ждала путина

Мы встречаемся в Николаеве. Между ротациями парамедик-доброволец возвращается в родной город, где работает в международном благотворительном фонде. Из офиса ко мне навстречу выходит миниатюрная женщина — как с обложки глянца: прическа, макияж, платье, каблуки. Позже она объяснит: это ей нужно для баланса. Потому что завтра женственное платье с вырезом на спине заменит тактическая одежда.

«Однажды я осознала, что вся моя дизайнерская одежда просто висит. Подумала себе: нет, из-за этих подлецов [россиян — ред.] я не потеряю часть себя. Поэтому там я парамедик и воин. А здесь — женщина. Легкая и веселая», — улыбаясь, говорит Евгения. С такой же улыбкой она впоследствии заверит, что за Украину готова умереть. Лишь бы это было не зря.

Что кроется за позывным Монашка? Как на фронте оказалось большинство членов ее семьи, пока «мама ждала путина»? Как война забрала вдохновение и близких, но привела к новым жизненным целям? История Евгении Ким — в материале hromadske.

«Было ощущение, что мы все умрем»

Вдохновение рисовать исчезло вместе с первыми прилетами «градов». Дом ходил ходуном, обломки разбили машину. Еще никогда так быстро она не бежала со второго этажа на первый. Вместе с дочерью спрятались под одеялом. Парализовал страх.

Впрочем — ненадолго. Женщина взяла себя в руки. Сама от себя не ожидала, что на назойливые призывы «Выезжай!» она ответит наотрез: «Нет. Никуда не поеду». Отправила 17-летнюю дочь за границу, а сама осталась помогать гражданским. Ее иконная мастерская быстро превратилась в волонтерский хаб.

«Сначала я занималась эвакуацией людей. В первую очередь женщин с детьми. Было ощущение, что мы все умрем — так по нас били. Такого не ожидал никто», — вспоминает волонтер.

История с эвакуацией людей, которая начиналась с одного обращения «забрать ребенка с котом», переросла в сотни людей каждый день.

Это было очень тяжело: у нас не было ничего, мэра три недели никто не мог найти. Выезд в Николаеве был только один — через разводной мост. Мы договорились, чтобы его опускали — прогоняли наши автобусы с людьми — и поднимали снова.Евгения Ким, волонтер и парамедик

«Не забуду, как подъехали большие автобусы. Из одного из них, улыбаясь, вышел мужчина — дядя Толя. Как оказалось, местный депутат. Я подошла, уткнулась в него мордой и заплакала. Потому что это было уже не 50 и не 100, а 300-400 человек в день».

В первые недели полномасштабной войны она попала в кадр французских и американских репортеров как организатор эвакуации николаевцев. Потом кто-то из знакомых прислал видео — оказывается, в россии ее уже объявили в розыск. Приписали «перевозку живого щита» якобы для «Азова» и «Айдара».

«Я везу брату носочки. Не думайте даже, что остановите меня!»

Первым на фронт пошел ее младший брат Петр, который ранее служил в АТО. На следующий день после вторжения он уже шнуровал свои берцы, а через две недели стоял на Киевском направлении. Там поймал связь: сообщил, что нужны каски, тепловизор и некоторые вещи.

«Я все это собрала. И только когда приехала, поняла, куда я поперла — через Житомирскую область. Тогда россияне там расстреливали машины. А меня коротнуло: что бы там ни было — братику носочки довезу. Хотя бы напоследок обнять друг друга — и как уже будет. Когда ко мне подошли и спросили, зачем сюда приехала, я сказала: “Везу брату носочки. Даже не думайте, что остановите меня!”» — вспоминает Евгения.

По сути, с этого началась ее история волонтерства для военных. Впоследствии она сосредоточилась только на них. Гражданским помогать бросила, когда освободили Херсон. Во время оккупации города произошла личная трагедия.

«Кто-то сдал 10 волонтеров. Молоденьких девушек и парней, которые остались в оккупации и обратились ко мне, чтобы я помогла с медикаментами. У нас там работала эвакуация — мы понемногу передавали лекарства, а они их адресно разносили пожилым людям. Через несколько месяцев исчез один, потом второй, третий… На них указал кто-то из тех же бабушек. По одному забирали наших в подвалы. Пятеро из них успели выехать. Об остальных — до сих пор никаких известий. Хотя я поднимала все возможные службы», — не может унять боль и злость Евгения.

Очевидцы мне рассказывали, что по ночам возле тех подвалов воняло жареным мясом и жжеными шинами. Они допрашивали людей… а потом сжигали. Я услышала, что то животное, которое охраняло этот подвал, было одним из местных. Вот я бы очень хотела, чтобы его мне отдали. Я бы очень хотела узнать, что случилось с этими детьми.Евгения Ким, волонтер и парамедик

Изменение деятельности произошло из-за еще одной тяжелой потери. Евгения присоединилась к эвакуации раненых на поле боя, когда в Лисичанске погиб ее друг. Он получил ранение во время штурма. Но довезти в стабпункт его не смогли. Он истек кровью.

«Для меня это была травма. Поняла, что так и моего брата где-нибудь оставят. А потом еще одного друга, а потом еще одного. В тот день я собиралась напиться и рыдать. В этот момент ко мне приехала руководительница одного швейцарского фонда — сказала, что хочет, чтобы я работала с ними. Сначала я сказала: отвалите от меня. Потом, спохватившись, спросила: "А «скорые» у вас есть?.."»

«В одной машине можем забирать и двухсотых, и трехсотых»

Теперь Евгения стоит возле одного из эвакуационных авто, на котором завтра будет гнать на фронт. За полтора года ей удалось привезти более 40 таких машин.

«Это для тяжелых раненых. Сейчас мы ее перерабатываем именно под реанимобиль. Это Volvo, она очень быстрая и хорошо трассы держится. Легко идет 160-180 км в час. Может вообще 210. Она очень хорошая», — довольна парамедик.

Ее подразделение сейчас на Северском направлении: закрывает собой Лиман. Она же записана добровольцем-парамедиком в ДФТГ и не получает зарплату. Впрочем, после недельного дежурства может вернуться домой.

То, что ей приходится видеть, выдержит не каждый. Но основное, говорит женщина, — эмоционально дистанцироваться. Удавалось это не сразу.

На первых выездах, когда мы кого-то не довозили, у меня были выходы из машины в истерике. Шла пешком. И уже пофиг были те дроны. Я вообще не понимала, что делаю, что со мной происходит. Следом за мной выскочил механик-водитель... А потом в блиндаже сказал: «Из-за такого поведения сейчас бы не было обоих. Поэтому думай, что делаешь».Евгения Ким, волонтер и парамедик

С того времени Евгения уже привыкла к таким случаям. «Сейчас ты уже берешь себя в руки. Ты с ними разговариваешь, видишь это ранение, понимаешь, что он не выживет, и ты ничего с этим не сделаешь… Если он начинает грезить, маму зовет, просто пытаешься говорить: “Да, сынок, я рядом, я тебя держу, все будет хорошо. Я тебя люблю, сынок”», — делится военная.

«Когда я на фронте, нельзя включать эмоции. Это смерть. Если я все это буду пропускать через себя — хватит дня на три. Поэтому это работа, и все. Единственное правило: если меня очень просят и вызывают на направление, где мои друзья, я туда не поеду. Это уже личное, и тогда мне там конец».

В настоящее время, говорит Евгения, эвакуации из «передка» сократились. Из-за слишком плотных обстрелов и дронов приходится работать дальше от линии столкновения.

«Сейчас там такая с*ака, что просто не передать. Поэтому мы уже от стабпункта работаем или где-нибудь на подходе, в зависимости от направления. А в стабпункт их доставляют находящиеся там военные. Они передают по рации и говорят, что у нас 300 или 200. Да, мы в одной машине можем забирать и трехсотых, и двухсотых».

«Не уверена, что вернусь к живописи. Да и вообще выживу ли»

«Когда я была маленькой, у бабушки в уголке стояла икона Святого Николая и свечечка. И мне почему-то так уютно было. Нравилось залезать на кровать, смотреть на эту свечу и засыпать…»

Воспроизводя картину детства, Евгения даже изменилась в голосе: он успокоился, стал добрее, теплее. Хотя она уже в полной боевой готовности. Собирается на фронт. На фоне складской кутерьмы фонда из деревянного ящика она осторожно достает что-то ценное — собственную икону Святого Николая. Будто бы старинную, с позолотой, в византийском стиле.

Это совместная работа с братом: Женя рисовала, а Петр разрабатывал древесину. Это сейчас он танкист, а до войны был столяром. Над иконой работали полгода. Хотя она до сих пор не завершена.

«Когда появилась идея этой иконы, я хотела, чтобы это была серия "Уютно, как дома". Словно у бабушек, когда мы были детьми, и все оно было каким-то чудом, таким сказочным и загадочным. Мы делали ее именно для этой серии», — держа в руках свое сокровище, рассказывает Евгения.

Такую работу она оценивает в несколько тысяч долларов, хотя и добавляет: ни одну из них, сделанную собственноручно, не продает. Когда было свое производство, из ее оригинальных икон делали копии на специальных принтерах. Тогда цена становилась более доступной для общественности.

Сейчас ее бизнес закрыт, а предпринимательских планов никаких. «Меня однажды мой инструктор по стрельбе спросил, что я буду делать после войны. Здесь я поняла, что дальше планов у меня вообще нет. Научилась жить настоящим».

Не уверена, что когда-нибудь вернусь к живописи. Во-первых, если еще вообще выживу. А так вдохновения нет — ничего не могу с собой поделать. Словно бабка отшептала. В голове будто крутится картина, а когда подхожу к краскам — вздыхаю и ухожу.Евгения Ким, волонтер и парамедик

К религиоведу по образованию вдохновение рисовать пришло так же неожиданно, как и ушло. Хотя мама говорила, что у нее «руки из одного места». После того, как Евгения поборола онкологию, впоследствии — сама не знает почему — попыталась воспроизвести одну икону. Дальше все как в тумане: патина, позолота, кракелюр, краски… Не заметила, как уже рисовала на всем. Позже ее духовный наставник скажет: «Бог оставил тебя жить, потому что ты можешь нести ценность для человечества».

Говорила маме: «Сдам тебя в СБУ»

Евгения делится, что на фронте 80% ее семьи: брат, два сына, бывший муж и его брат с женой. Причем муж с братом вернулись из-за границы.

Слушая о еще двух взрослых сыновьях, которые сейчас в Польше и тоже рвутся в Украину, — запутываюсь. Осторожно спрашиваю о возрасте. Евгении 41. Но здесь она ошеломляет: «Кроме моего сына, у меня еще пятеро приемных детей». И добавляет в шутку: «Это не я крутая. Это я так неудачно вышла замуж…».

13 лет назад умер отец мужа — священник, у которого был детский дом на пятерых детей. Они были уже в подростковом возрасте. Не забрать их она не могла. «Моя мама проработала 20 лет в интернате. Я знаю, что там делают с домашними детками. Так что не хотела, чтобы у них была такая судьба».

С мамой, однако, они не очень ладили. Пока дочь эвакуировала людей под обстрелами, а сын был в первых рядах добровольцев, она ждала путина.

Говорила маме: «Сдам тебя в СБУ». Мы с братом для нее были «бандеровцы». А я ей отвечала: «Тебя спасает только одно — тебе 65 лет. Поскольку я тебя удерживаю, то не могу и не буду тебя продавливать».Евгения Ким, волонтер и парамедик

Мама умерла в этом году. Перед смертью раскаялась. Просила прощения перед дочерью. Но не перед Украиной.

Монашка, влюбленная в Донбасс

«Мне нужны подсумки, стропорезы, для парамедиков термоодеяла, бандажи. Давай два ящика… Жора, не будь жлобом», — Женя ловит взгляд коллеги, собирая все необходимое на складе благотворительного фонда.

«Ооо, какие поясные сумки! У меня за них морпехи точильный станок на ходу зубами остановят! Когда видят — плакать начинают», — смеется женщина.

Видно, что у нее хорошее настроение. Говорит: это потому, что возвращается «домой».

«Я сегодня вскочила раньше всех. Хочется к своим! Там уже наш дом. У всех нас ломка, когда мы сюда приходим. Там ты по-настоящему кайфуешь…»

Вы бограч на костре давно ели? А в блиндаже с парнями давно в карты играли? А ржали ли вы давно?.. Да, это уже не о том, как выступать на выставке иконописи в Италии. Это другое. Но это жизнь, без которой я уже не могу.Евгения Ким, волонтер и парамедик

Побратимы в пехоте дали ей позывной Монашка. Женщина ни с кем не заводит отношения. Признается, на это просто нет времени. «Меня называют монахиней, которая дала обет не выходить замуж, пока не закончится война и ее народ не будет свободен», — рассказывает Женя.

Донбасс для нее стал более чем родным. К этому региону она никогда не имела сантиментов, а теперь души в нем не чает.

Что бы ни произошло дальше, я уверена в одном: для человечества мы навсегда вынесем понятие свободы. Что она стоит всего. Не зря у нас девиз «Свобода — превыше всего». Потому что без нее все остальное просто бессмысленно. Знаете, когда говорят: «Видимо, в эту землю и ляжем», — я не против. Если и так, пусть это будет Донбасс. Чтобы остаться там, в своей земле.Евгения Ким, волонтер и парамедик

«Сейчас я Донбасс просто обожаю. Это поля. Бескрайние. Это очень-очень яркие закаты. Когда ты едешь, кажется, что вся эта планета стелется… Я видела океаны, я видела многое в путешествиях. Но именно Донбасс стал не просто родным… Там земля пропахла волей. Там мы нашли друзей, там мы нашли поддержку, и там мы все объединены единой миссией».