Жизнь после того, как вертолет не вернулся из задания. Памяти пилота Ми-8 Владимира Скляра

Молодость и война

С Вовой мы познакомились в нашем родном поселке Марковка Луганской области. Он после школы пошел в военный лицей, а затем поступил в Харьковский национальный университет Воздушных сил имени Ивана Кожедуба — с детства мечтал стать летчиком. Я после одиннадцатого класса переехала в Луганск, поступила на факультет инженерии. Где-то в этот период после долгой паузы мы возобновили общение — много переписывались, созванивались.

На момент оккупации, в 2014 году, мне было 23. Я только окончила университет, подрабатывала консультантом в магазине. Так условно называли российских оккупантов в начале российско-украинской войны, когда те находились на территории Украины без опознавательных знаков.«Зеленые человечки» ходили по улицам с автоматами, заходили в городскую администрацию, выносили оттуда все подряд. Помню, как многие люди вокруг поддерживали россиян и радовались тому, что на государственных зданиях висели триколоры. Люди действительно считали, что «теперь заживем», но так не произошло ничего у тех людей сейчас нет.

Не могу сказать, что я очень разбиралась в политике, я не следила за событиями Революции достоинства. Но я не разделяла пророссийские настроения. На «референдум», организованный оккупантами, я пошла. В бюллетене был единственный вопрос: «Поддерживаете ли вы акт о государственной самостоятельности Луганской народной республики?». Я поставила галочку напротив ответа «Нет». К сожалению, мой голос ничего не решал на том референдуме, поэтому я вернулась домой — Марковка не была оккупирована до 2022 года.

Параллельно с этими событиями мой брат Виталий, который был старше меня на 10 лет, пошел добровольцем в Госпогранслужбу. Сначала учился в Учебном центре пограничной службы Черкасской области, затем поехал на войну. Его позиции накрыли Реактивная система залпового огня «Град»«градами», он погиб. Процедура опознания тела была очень длинной и стрессовой — особенно для нашей мамы. Несколько раз подряд не совпадала ДНК.

За любимым куда угодно

Как раз когда россия напала на Украину, Вова заканчивал обучение в Харькове. По распределению попал как бортовой авиационный техник на службу в 11 отдельную бригаду армейской авиации, которая базировалась в Херсоне. Вскоре я приехала к нему и, в конце концов, осталась.

Он много мне говорил обо всех рисках отношений с военным — и пилотом. Говорил, что в любой момент его может не стать, даже на учебных полетах может произойти что-то непредсказуемое. Говорил, что это не просто пойти утром на работу и вернуться вечером, что это постоянные командировки. Я кивала головой — мол, все понимаю. И я действительно готовила себя к такой супружеской жизни, потому что полюбила.

Он выезжал на фронт, его подразделение базировалось в Донецкой области. Вова работал на вертолете МИ-8, выполнял очень разные задачи: от эвакуации раненых до перевозки высшего руководства. Когда возвращался домой, рассказывал все как есть — все ужасы, которые ему пришлось увидеть: о том, как пахнет кровь и каково это — отмывать от нее весь салон. Из-за этого он беспокойно спал, часто дергался во сне и вообще выглядел старше своего возраста.

Затем муж начал ездить в составе миротворческих миссий в другие страны — в 2016-м работал более года в Либерии, в сентябре 2021-го вернулся домой из Конго. Для меня всегда был настоящим праздником, когда он был дома — мы много гуляли, ездили к морю. Ребенка мы планировали заранее, сдавали нужные анализы, консультировались с врачами. Вова переживал, чтобы я забеременела перед его отлетом в Африку — мол, там можно подцепить что угодно и это повлияет на ребенка. Как только мы узнали, что наш замысел исполняется, он поехал на ротацию.

Наверное, кого-то возмутило бы, что муж оставил беременную жену саму и полетел на другой конец света. Но я не думала об этом. Мне казалось, что ему на работе достаточно мозга выносят, поэтому я хотела, чтобы дома он отдыхал со мной. К тому же я уже привыкла оставаться одна, пока он в отъезде. Это сначала было тяжело, потому что город новый, я никого не знаю. Устроилась продавщицей в магазин, начала знакомиться с женами собратьев Вовы.

Он вернулся домой, когда нашей дочери Кире было два месяца. Сначала боялся ее даже на руки брать, говорил: «Она такая маленькая и хрупкая, а вдруг я ее сломаю?». Тогда впервые сказал, что любит меня, и это было очень искренне, потому что он по своей природе неэмоционален и мало говорил о чувствах. Однако я чувствовала, что он меня любит, и раньше благодаря его поступкам, отношению ко мне. Ему всегда хотелось лучшей жизни для нас, хотя зарплата в Украине у него была очень маленькая. Собственно, поэтому он и решил летать на контракты за границу.

Команда «Рывок»

Когда Кира пошла в садик, я устроилась работать по профессии. Мы купили квартиру. Все было хорошо. Несмотря на то, что с конца 2021 года в новостях начали говорить о возможном наступлении россиян, Вова не очень верил. Пока за несколько дней до полномасштабки российский лидер владимир путин не объявил, что официально вводит войска на Донецкую область и присоединяет оккупированные территории к россии. Тогда Вова спросил меня, что я собираюсь делать, если начнется большая война. Я тогда еще подумала: «Боже, зачем ты у меня это спрашиваешь, до этого момента жилось спокойнее».

Около четырех часов утра 24 февраля у Вовы зазвонил телефон. Я услышала, что он разговаривает с кем-то из службы, ему дали команду «Ривок» — это означало, что он должен немедленно явиться в воинскую часть. Как только он уехал, я услышала первые взрывы.

Где-то до девяти утра я с Кирой и нашей собакой постоянно бегала с десятого этажа в подвал и обратно, чтобы укрыться от ракет. Потом позвонил муж и сказал быстро собирать вещи. Я паниковала. Большинство вещей, которые сложила, были для ребенка, себе же взяла несколько футболок. Дальше мне нужно было забрать машину, на которой утром уехал муж, из воинской части. Я чудом попала в автомобиль к соседям, которые как раз ехали в ту сторону. Забрала машину, вернулась домой забрать Киру и собаку, заехать за женой Вовиного сослуживца.

Ехала и думала, как хорошо, что я сдала на права, и как же плохо, что это произошло только неделю назад. Из Херсона мы уезжали в пять часов вечера. Вова со своими выезжали на служебных машинах и вертолетах в Александрию в Кировоградской области. Было страшно садиться за руль, уезжать в ночь. Но деваться было некуда, так что мы погрузились в машину и уехали.

Доехали до Александрии поздно ночью. Нас встретила жена собрата Вовы. Мы заночевали у нее дома, а на следующий день я поехала в часть встретиться с мужем. Он увидел нас и расплакался — я впервые видела, как он плачет. Сказал тогда, что я молодец, что я справилась, что его теперь долго не будет рядом, он будет занят и я сама должна принимать решение.

Самый плохой месяц

В начале марта его отправили на ротацию на авиабазу в Киевской области. Вова время от времени звонил. О службе говорил мало из-за риска прослушивания телефонов, однако было ясно, что эта война не похожа на то, чем он занимался до 2022 года. Все было сложнее, интенсивнее. Я целыми днями мониторила новости. Успокоиться не получалось — просто как-то переживала изо дня в день.

Мы с дочерью и несколькими женами военных отправились во Львовскую область в поисках безопасности. Дорога заняла три дня, мы останавливались на ночлег в Виннице и Умани. Наконец, 7 марта мы прибыли в город Новый Калинов и остановились у побратима мужа. Я была очень уставшая, поэтому мы ненадолго связались с Вовой и я пошла отдыхать.

На следующий день в девять часов утра мужчина позвонил поздравить меня с 8 марта. Сказал, что мы с дочкой сильные, он нас любит и очень скучает. С Кирой тогда поговорить у него не получилось, ведь она еще спала после тяжелой дороги. Вова рассказал, что утром работал, однако хочет попроситься полететь и на следующее задание. По расписанию это был не его вылет, однако тогда в экипаже должны были работать два его друга — Иван и Алексей, — и он хотел полететь с ними.

После этого звонка наступило молчание. Я постоянно заходила в сеть и проверяла, когда он был онлайн, хотя знала, что он обязательно написал бы мне, если бы имел доступ к интернету. На следующий день стало известно, что из четырех вертолетов, которые в тот день вылетали на задание, вернулся только один. Моего мужа в уцелевшем вертолете не было. Я гнала от себя самые плохие мысли — может, контузило где-то, может, взяли в плен, может, раненый лежит в укрытии, а может, просто не имеет связи. Хотя я помнила, как нам так же долго говорили о брате: с ним нет связи, но все будет хорошо.

8 марта для воинской части Вовы стало черным днем. Погибли многие. Оказалось, что из-за стремительного продвижения россиян в Киевской области и плохо налаженная связь экипажи не понимали, где стоит враг и ошибочно залетали вглубь оккупированной территории. Ситуация тогда менялась ежеминутно, поэтому на том участке, где Вова совершал предыдущую миссию, уже стояла ракетная установка, с которой и сбили его вертолет через пару часов.

О том, что вертолет не вернулся с задачи, стало известно достаточно быстро. Алексей, один из членов экипажа, успел позвонить кому-то из части и сообщить об аварии и о том, что к месту авиакрушения направляются Речь идет о представителях диверсионно-разведывательной группы рф.люди с красными повязками. Он был жив, а значит, у меня оставалась надежда, что и мой любимый выжил.

Впоследствии россияне выложили видео, где пленяют Ивана и Алексея — пилоты, лежа на носилках, рассказывают, кто они такие и как попали в плен. Видео с Вовой не было. Я молилась, чтобы с мужем все было хорошо. Однако так не произошло.

В конце марта, когда украинские войска деоккупировали Киевскую и Черниговскую области (экипаж мужа выполнял задания на границе двух областей), тело Вовы нашли. Он месяц лежал прямо посреди поля. Мне позвонили из Киева и попросили приехать на опознание. Мой мир разрушился в ту же секунду. Я давилась слезами и не понимала, как объяснить ребенку, почему я плачу.

Вечером мы с Кирой выехали в Киев. На следующий день начался рейд по моргам — тело моего мужа нашлось только в четвертом по счету. Оно пролежало под открытым небом почти месяц, поэтому узнать его можно было разве что по прическе. 8 апреля мы его похоронили.

Через неделю, 14 апреля, стало известно, что членов его экипажа, Алексея и Ивана, освободили из плена. Их сразу направили в госпиталь, ребята пережили несколько операций. Я поехала их навестить. Они тоже до последнего не знали, что случилось с их другом. В плену к ним в больницу приводили на опознание какого-то мужчину и спрашивали, не третий ли член экипажа, — это был не он.

Жизнь на паузе

Начался четвертый год без него. Я до сих пор не могу привыкнуть, что его нет, что я должна со всем справляться сама. И вроде бы все понимаю, когда прихожу на могилу, вижу стелу с его именем, его фото, но каждый раз кажется, что это страшный сон. На людях стараюсь улыбаться и вести себя так, будто все нормально. Но дома, когда никто не видит, рыдаю. Больно видеть счастливые семьи на улице, в магазине. У меня больше такого нет.

Кире сейчас 8 лет, она пошла в школу. Я же сейчас ищу удаленную работу, потому что должен подстраиваться под график дочери. Уезжать из Украины я не хочу — за эту страну погиб мой любимый человек, как я могу ее оставить? К тому же мужчина похоронен в Василькове, а его мама после оккупации Марковки переехала в Борисполь. Мы видимся с ней.

Я часто сама себя спрашиваю: а о чем вообще мечтаю, чего хочу от жизни? И ответить на этот вопрос не могу. Время как будто остановилось. Не выходит строить планы, чего-то хотеть. Разве что хочу ребенка поставить на ноги. И чтоб война закончилась.

Автор: Полина Вернигор, журналистка фонда «Вернись живым».

В рамках проекта «Формула связи» Фонд компетентной помощи войску «Вернись живым» и сеть аптек «Подорожник» собирают средства на текущие нужды бригад армейской авиации. Чтобы подключиться, покупайте в сети аптек специальные магниты, средства из которых полностью идут на благотворительность.